Ф. Дик "На тусклой земле"
читать дальшеЗаливаясь смехом, Сильвия неслась сквозь сияние ночи — длинными, летящими шагами по усыпанным щебенкой тропинкам и бездонным глубинам космоса, среди роз и махровых маргариток, мимо сладко пахнущей травы, которую скосили и сгребли в кучи, туда, за кирпичный забор, к крутому склону. И на каждом шагу под ногами — звезды, вселенная, отраженная в овалах дождевой воды. Кедры, державшие на своих плечах небо, не обратили внимания на промелькнувшую мимо них узкую стройную тень, их не заинтересовали ни развевающиеся каштановые волосы, ни сверкающие в полумраке глаза.
— Подожди меня, — пожаловался Рик, осторожно пробиравшийся следом, неуклюжий и неуверенный на полузнакомых тропинках. Но Сильвия летела, не останавливаясь. — Помедленнее не можешь? — сердито крикнул он.
— Нельзя, мы опаздываем.
И вдруг, без всякого предупреждения, Сильвия появилась прямо перед ним, загораживая дорогу.
— Выверни карманы, — выдохнула она. — Выкидывай все металлическое. Они не выносят металла, ты же знаешь. Порывшись в карманах, Рик извлек из них два десятицентовика и полтинник.
— Это тоже считается? — Да!
Схватив монеты, Сильвия швырнула их в темневшие по соседству заросли лилий. С легким шелестом круглые пластинки металла исчезли среди толстых и влажных стеблей.
— Еще что-нибудь есть? — тревожно схватила она его руку. — Они уже в пути. У тебя не осталось металла, Рик?
— Только часы.
Пальцы Сильвии метнулись к его запястью.
— Нет уж, — Рик отодвинул свою руку. — Уж ихто я не дам закинуть в кусты.
— Положи тогда на солнечные часы, или на забор, или в это дупло. — Сильвия снова побежала.
— Выкинь свой портсигар, — донесся до Рика ее звонкий, возбужденный голос, — и ключи, и пряжку ремня — все металлическое. Ты же знаешь, как ненавистен им металл. Быстрее, мы опаздываем.
Нахмурившись, Рик двинулся следом.
— Хорошо, ведьмочка.
— Никогда так не говори, — яростно откликнулось из темноты. — Это неправда. Ты наслушался глупостей у моих сестричек и у мамы и…
Новый звук заглушил ее слова. Отдаленное хлопанье и шорох, — словно огромные листья, шелестящие под холодным, зимним ветром. Частые тяжелые удары заполнили ночное небо, сегодня они слетались очень уж быстро. Слишком отчаянная их обуревала жажда, слишком жадны они были, чтобы ждать. В сердце Рика шевельнулся страх, он бросился догонять Сильвию.
Рик с трудом разглядел зеленую юбку и зеленую блузку, крошечным столбиком выделялась девушка посреди бьющейся, копошащейся массы. Расталкивая их одной рукой, другой она пыталась справиться с деревянным краном. Кипящий водоворот крыльев и тел гнул Сильвию, словно тростинку. А затем ее вообще не стало видно.
— Рик, — донеслось до него еле слышно. — Иди сюда и помоги мне.
Растолкав их, Сильвия с трудом поднялась на ноги.
— Я от них задыхаюсь.
С трудом прорвав белую трепещущую стену, Рик оказался у самого лотка. Они жадно лакали кровь, вытекавшую из деревянного крана. Рик подтащил к себе содрогающуюся от ужаса девушку, крепко обнял ее и разжал руки только тогда, когда окружавшая их яростная возня постепенно стихла.
— Они голодные, — еле слышно проговорила Сильвия.
— Ты совсем сдурела, ну зачем было меня обгонять? Они же могли тебя испепелить!
— Знаю, они могут что угодно. — Ее охватила дрожь страха и восторга. — Только посмотри на них, — прошептал задыхающийся от благоговения голос. — Какие они огромные, какой размах крыльев. И какие белые, Рик. Безукоризненно белые, ни одного пятнышка. В нашем мире не бывает ничего подобного — огромные, чистые и прекрасные. — Кровь ягненка, они прямо рвались к ней.
Раздуваемые хлопающими со всех сторон крыльями, волосы Сильвии трепетали на его лице. Теперь эти уходили, взмывали вверх, в глубины неба. Даже не вверх, конечно, а куда-то прочь. Назад, в свой мир, откуда слетелись сюда, учуяв кровь. Но не только кровь — они пришли к Сильвии. Их привлекала она.
Серые глаза девушки расширились. Ее руки поднялись вслед исчезающим белым теням. Одно из существ развернулось и пролетело совсем близко от нее, совсем низко; трава и цветы зашипели, обожженные взметнувшимся на мгновение ослепительно белым пламенем. Рик отскочил; какую-то долю секунды огненная фигура парила прямо над Сильвией, затем раздался хлопок, словно кто-то открыл огромную бутылку, и последний из снежнокрылых исполинов исчез. Воздух и земля постепенно остыли, успокоились, снова стало темно и тихо.
— Прости, пожалуйста, — виновато прошептала Сильвия.
— Никогда больше так не делай, — с трудом выдавил из себя все еще не оправившийся от потрясения Рик. — Это очень опасно.
— Иногда я забываю. Прости, Рик, я совсем не хотела привлекать их так близко.
Она попыталась улыбнуться.
— Такая неосторожность — это у меня первый раз за много месяцев, во всяком случае — с того времени, как я привела тебя.
На мгновение по лицу Сильвии скользнуло жадное, нетерпеливое выражение. — А ты видел его? Мощь и пламя! И ведь он нас даже не трогал. Он только посмотрел на нас. Только посмотрел — и все вокруг вспыхнуло.
Рик крепко сжал ее руку.
— Послушай. — Голос его звучал хрипло, настоятельно. — Ты не должна их вызывать — никогда. Это неправильно, плохо. У них свой мир, у нас свой, им здесь не место.
— И ничего в этом плохого — такая красота.
— Это очень опасно! — Пальцы Рика впивались все глубже и глубже; Сильвия слабо вскрикнула. — Прекрати заманивать их сюда!
Истерически захохотав, Сильвия вырвала свою руку и бросилась в центр почерневшего круга, который выжгла эта орда ангелов перед тем, как унестись в небеса.
— Яне могу прекратить, — выкрикнула она. — Я одна из них. Они — мой народ, моя семья. Многие поколения, уходящие в далекое прошлое.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать?
— Они — мои предки. Когда-нибудь я с ними соединюсь.
— Ты ведьма! — в ярости закричал Рик.
— Нет, — серьезно ответила Сильвия. — Нет, Рик, не ведьма. Неужели ты еще не понял? Я — святая.
Свет, тепло и уют кухни. Сильвия включила кофеварку, достала из висящего над раковиной шкафчика большую красную жестянку с кофе. — Не слушай их, — сказала она, расставляя блюдца и чашки, вынимая из холодильника сливки. — Они ничего не понимают, ты только на них посмотри.
Из гостиной за молодой парой наблюдали мать Сильвии и ее сестры, Бетти Лу и Джин, тесно сбившиеся вместе, напряженные и перепуганные. Отсутствующее, ушедшее в себя лицо стоявшего рядом с камином Уолтера Эверетта не выдавало никакихэмоций.
— Ты послушай меня, — сказал Рик. — Ты обладаешь этой самой силой привлекать их. Так ты хочешь сказать, что ты не… Разве Уолтер не настоящий твой отец?
— Да нет, конечно же настоящий. Я самый настоящий человек, разве не видно?
— Но ты единственная в семье, у кого есть такая сила.
— Физически я такая же, как и остальные, — задумчиво сказала Сильвия. — Просто я умею видеть, вот и все. Эта способность встречалась и прежде у разных людей — у святых, у мучеников. Когда я была маленькой, мама читала мне вслух про святую Бернадетту. Ты помнишь, где была ее пещера? Рядом с больницей. Они слетались туда, и она увидела одного из них.
— Но кровь! Это уродливо, чудовищно! Ничего подобного никогда не бывало.
Бывало. Кровь притягивает их, особенно кровь агнца. Они кружат над полями сражений. Валькирии, уносящие погибших в Валгаллу. Именно поэтому святые и мученики часто резали себя и калечили. Ты знаешь, откуда появилась у меня такая мысль? Сильвия надела кухонный передник и заправила кофеварку.
— Когда мне было девять лет, я прочитала об этом у Гомера в «Одиссее». Улисс вырыл канаву и наполнил ее кровью, чтобы привлечь духов. Теней из мира иного.
— Было там такое, — неохотно согласился Рик. — Припоминаю.
— Духи умерших людей. Все они когда-то жили. Каждый сначала живет здесь, а потом умирает и уходит туда. — Глаза Сильвии сверкали от возбуждения. — У нас у всех будут крылья! Мы будем летать! Каждый из нас будет полон мощи и пламени! Мы не будем больше червями.
— Черви! Ты всегда называешь меня червяком.
— Ну конечно же, ты червяк. И все мы червяки, противные черви, ползающие по земной корке, пресмыкающиеся в грязи и прахе.
— А почему их тянет на кровь?
— Потому, что это жизнь, а жизнь их привлекает. Кровь — это uisge beatha, жизненная влага [5].
— Кровь — это смерть. Корыто, в которое льется кровь…
— Но это не смерть. Ведь не считаешь же ты, что гусеница умирает, когда она забирается в свой кокон?
Теперь Уолтер Эверетт стоял в дверях. Лицо его потемнело. Он стоял и слушал, что говорит дочь.
— А вот один раз, — сказал он хрипло, — они схватят ее и утащат. Она хочет к ним. Ждет не дождется этого дня.
— Вот видишь? — повернулась Сильвия к Рику. — И он тоже ничего не понимает. — Она выключила кофеварку и наполнила чашки. — А ты будешь кофе?
— Нет, — покачал головой Эверетт.
— Сильвия, — вразумительно, как маленькому ребенку, сказал Рик, — ты же понимаешь, что, уйдя с ними, ты не сможешь больше вернуться сюда, к нам.
— Нам всем предстоит переправа, раньше или позже, это часть нашей жизни.
— Но ведь тебе всего девятнадцать лет, — настаивал Рик. — Ты юная, здоровая, красивая. И мы хотим пожениться — об этом ты подумала? Сильвия, — полупривстал он из-за стола, — ты должна все это прекратить.
— Я не могу прекратить. Мне было семь лет, когда я увидела их впервые.
Глаза Сильвии приобрели зачарованное, отсутствующее выражение; машинально сжимая ручку кофеварки, она застыла у раковины.
— Помнишь, папа? Мы тогда жили в Чикаго. Это было зимой. Я упала по пути из школы. Видишь этот шрам? — Она вытянула руку. — Я поскользнулась на слякоти, упала и ободралась о щебенку. Я шла домой и плакала, падал мокрый снег, ветер завывал, было холодно. Из руки текла кровь, вся перчатка намокла в крови. А потом я подняла глаза и увидела их. — Сильвия смолкла.
— Они хотят тебя, — нарушил наступившую тишину Эверетт. Сейчас он выглядел совершенно несчастным. — Они же как мухи, толстые зеленые мухи, которые крутятся вокруг тебя. Зовут тебя к себе. — А почему и нет? — Серые глаза Сильвии сияли, сейчас вся она светилась радостью и предвосхищением. — Ты же видел их, папа. Ты знаешь, что это такое. Преображение — из праха в богов.
Рик вышел из кухни. В гостиной сестры Сильвии так и стояли бок о бок, на их лицах было любопытство, смешанное со страхом. Миссис Эверетт стояла поодаль, глаза ее, прикрытые очками в стальной оправе, смотрели мрачно, лицо закаменело. Когда Рик проходил мимо, она отвернулась.
— А что там было? — громким шепотом спросила Бетти Лу, пятнадцатилетняя девочка, костлявая и довольно некрасивая, с маленьким худым личиком и жидкими, белесыми волосами. — Сильвия никогда не берет нас с собой и не разрешает ходить.
— Ничего не было, — ответил Рик.
— Неправда! — Унылое, безрадостное лицо девочки загорелось злостью. — Это неправда. Вы с ней ходили в сад, в темноту, и…
— Не разговаривай с ним, — оборвала ее мать. Отдернув обеих девочек в сторону, она бросила на Рика взгляд, полный боли и ненависти. А потом быстро отвернулась.
Рик открыл дверь подвала, включил свет и начал медленно спускаться в помещение с бетонными стенами, сырое, холодное и грязное, уныло освещенное тусклой лампочкой, свисающей с потолка на покрытом толстым слоем пыли проводе.
В одном углу подвала вздымалась отопительная печь с толстыми, как слоновьи ноги, воздушными трубами. Рядом — нагреватель воды, кипы какого-то барахла, коробки с книгами, пачки газет, старая мебель — все покрытое пылью и паутиной.
В дальнем конце — стиральная машина и сушильная центрифуга. А также хозяйство Сильвии, насос и охладительная система.
Пошарив на верстаке, Рик выбрал молоток и два массивных разводных ключа. Он уже направился к хитросплетению баков и труб, когда на верхней ступеньке неожиданно появилась Сильвия с кофейной чашкой в руке.
— Что ты здесь делаешь? — Серые глаза смотрели напряженно, с подозрением. — Для чего тебе молоток и гаечные ключи?
— Я думал разрешить этот вопрос здесь, раз и навсегда. — Рик бросил инструменты назад на верстак.
— А я думала, что ты понимаешь. Они всегда были частью моей жизни. Когда я первый раз взяла тебя с собой, мне показалось, что ты…
— Я не хочу отдавать тебя, — резко сказал Рик, — кому бы то ни было и чему бы то ни было — хоть из этого мира, хоть из какого другого. Я не намерен тебя отдавать.
— И вот таким, значит, образом ты меня не отдашь? — Ее глаза сузились. — Ты пришел сюда, чтобы все сломать и уничтожить. И как только я отойду, ты разобьешь все это, так что ли?
— Именно так.
Теперь злость на ее лице сменилась страхом.
— Неужели ты хочешь, чтобы я была здесь прикована? Мне нужно двигаться дальше, эта часть пути для меня закончена. Я пробыла здесь достаточно долго.
— Ты что, подождать не можешь! — почти выкрикнул Рик, в его голосе звучало с трудом сдерживаемое отчаяние. — Ведь и так это будет скоро, чересчур скоро.
— А ты хотел бы так и остаться червяком? — Пожав плечами, Сильвия отвернулась; ее руки были сложены на груди, яркие красные губы плотно сжаты. — Червяком. Маленькой, мохнатой, ползающей в пыли гусеницей.
— Я хочу тебя.
— А ты не можешь иметь меня, — в ярости повернулась она. — У меня не так много времени, чтобы попусту его тратить.
— Ну конечно же, — чуть не с ненавистью сказал Рик. — У нас на уме одни высокие материи.
— Конечно, — уже более спокойно ответила Сильвия. — Прости меня, пожалуйста. Рик, ты же помнишь про Икара? Ведь ты тоже хочешь летать, я знаю.
— Всему свое время.
— А почему не прямо сейчас? Зачем ждать? Ты просто боишься. — Сильвия гибко скользнула в сторону, на ее губах появилась лукавая усмешка. — Рик, я хочу тебе что-то показать. Только ты обещай, что никому не скажешь.
— А что это?
— Обещаешь? — Она приложила ладонь к его рту. — Мне нужно быть очень осторожной. Это стоило уйму денег. И никто об этом не знает. Так делают в Китае — ведь все идет к этому. — Интересно, — сказал Рик. В нем шевельнулось какое-то неясное, неприятное чувство. — Покажи.
Дрожащая от возбуждения Сильвия исчезла за огромным холодильником, в темноте и путанице заиндевевших змеевиков. Рик услышал скребущие, скрежещущие звуки — она волокла по полу что-то тяжелое и громоздкое.
— Видишь? — выдохнула Сильвия. — Помоги мне, Рик. Он очень тяжелый. Дуб и латунь, и внутри еще металлическая прокладка. Дерево мореное, ручная полировка. А резьба, ты только посмотри на резьбу! Красиво, правда?
— И что это такое? — Рик еле сдерживал ужас.
— Мой кокон, — невинно объяснила Сильвия. Со счастливым выражением лица она опустилась на пол и прислонила голову к полированной крышке дубового гроба.
Схватив девушку за руку, Рик одним рывком поставил ее на ноги.
— Ты что еще придумала, сидеть рядом с этим гробом здесь, в подвале, где… — он осекся. — В чем дело?
Лицо Сильвии было искажено болью. Отшатнувшись от Рика, она сунула в рот палец.
— Я поцарапалась о гвоздь или еще обо что. Это когда ты меня поднял.
По руке Сильвии бежала тоненькая струйка крови, другой рукой она пыталась вытащить из кармана носовой платок.
— Дай посмотреть. — Рик сделал движение в ее сторону, но девушка снова отдернулась. — Ты что, сильно порезалась? Не подходи ко мне, — прошептала Сильвия.
— В чем дело? Дай я посмотрю.
— Рик, — сказала Сильвия каким-то странным, напряженным голосом. — Достань воду и лейкопластырь. И как можно скорее. — Было видно, что она еле сдерживает охватывающий ее страх. — Мне надо остановить кровотечение.
— Идти наверх? — Он неуверенно направился к лестнице. — Ведь вроде ничего у тебя такого особенного. Ты могла бы сама…
— Быстрее. — Голос девушки был полон ужаса. — Умоляю тебя, быстрее.
В полном смятении Рик начал бегом подниматься по лестнице. Он физически ощущал исходивший от Сильвии ужас.
— Нет, уже поздно, — вскрикнула она — И только не возвращайся, держись от меня подальше. Я сама во всем виновата. Я приучила их прилетать. И только не подходи! Прости меня, Рик. Оо-о!..
Больше Рик ничего не услышал — в этот самый момент часть стены разлетелась вдребезги, сквозь образовавшийся пролом в подвал протиснулось белое сверкающее облако.
Они хотели Сильвию. Сильвия сделала несколько шагов к Рику, неуверенно замерла, и тут ее поглотила белая копошащаяся масса тел и крыльев. Раздался отчаянный вскрик, а затем подвал содрогнулся от страшного взрыва, воздух в нем раскалился, как в горне.
Рика швырнуло наземь, теперь бетон пола стал сухим и обжигающе горячим, весь подвал буквально трескался от жары. Окна разлетелись, сквозь них лезли наружу пульсирующие белым светом формы. Языки дыма и пламени жадно облизывали стены, потолок вдруг провис, с него дождем посыпалась штукатурка.
С большим трудом Рик заставил себя подняться на ноги. Яростное движение затихло где-то вдали. Помещение превратилось в хаос, все в нем было выжжено, почернело, покрылось слоем дымящегося пепла. И везде щепки, клочья материи, обломки бетона. Печь и стиральная машина разбиты, насос и сложная охладительная система сплавились в сплошную сверкающую массу, одна из стен сдвинулась в сторону. И все усыпано штукатуркой.
Руки и ноги Сильвии были странным, невозможным образом вывернуты, изогнуты, ее ссохшееся, обугленное тело лежало невысоким холмиком серого, добела выжженного пепла. От нее не осталось почти ничего — только хрупкая обгорелая шелуха.
И снова была ночь, темная, холодная, натянутая, как струна. Поднимая голову, он видел над собой редкие, колючие льдинки звезд. Порыв ветра качнул мокрые лилии, пошевелил гравий укрытой промозглым туманом, петляющей среди угольно-черных розовых кустов тропинки.
Он присел на корточки и замер, вслушиваясь и вглядываясь в ночь. Позади, за кедрами, угадывается высокий силуэт дома. Внизу под обрывом по шоссе проскользнула машина, затем другая. А больше — ни звука. Впереди четко выделялись приземистые, угловатые очертания — фаянсовый лоток и труба, когдато подводившая кровь из установленного в подвале холодильника. Сейчас лоток был сухой и пустой — только несколько принесенных ветром желтых листьев.
Рик глубоко вдохнул холодный ночной воздух и надолго задержал его в легких. А потом неловко — плохо гнулись затекшие ноги — встал. Внимательно оглядев небо, он не заметил в нем ни малейшего движения. Но все равно они где-то там, смотрят и ждут — смутные тени, вереницей уходящие в незапамятное прошлое, словно отзвуки эха, словно отражение в параллельных зеркалах, династия богов.
Он поднял с земли тяжелые фляги, подтащил их поближе, и в лоток полилась бычья кровь с ньюджерсийской бойни — бросовая, грошовая жидкость, густая и комкастая. Кровь плеснула Рику на одежду, и он нервно отшатнулся. Но в небе, в воздухе над головой так ничто и не шелохнулось. Окутанный тьмой и ночным туманом сад молчал.
Рик стоял у лотка, ждал и не знал — стоит ли ждать, прилетят ли они. Они приходили к Сильвии, а не просто за кровью. А теперь тут осталась одна приманка — вот эта кровь. Он отнес пустые металлические посудины в кусты и пинками отправил их вниз с обрыва. Затем он тщательно проверил свои карманы, в них тоже не осталось ничего металлического.
Сильвия годами приучала их приходить. А теперь она на той стороне. Значит ли это, что они не придут? В мокрых кустах зашуршало. Зверек? Или птица? Кровь поблескивала в лотке, тусклая и тяжелая, словно окисленный свинец. Пора бы уже, но ничто не шевелило вершины огромных кедров. Он разглядел ряды кивающих головками розовых кустов, дорожку, по которой бежали они с Сильвией… Сделав усилие, он отбросил недавние воспоминания — сверкающие возбуждением глаза, красные яркие губы. Шоссе под обрывом — пустой, безлюдный сад — молчащий дом, в котором ждет притихшая семья. Услышав неясный, свистящий звук, он напрягся — нет, просто тяжелый дизельный грузовик несется по шоссе, яркими фарами вспарывает ночь.
Он стоял, широко расставив ноги, глубоко вдавив каблуки в податливую черную землю, стоял и мрачно ждал. Он не уйдет. Он останегся здесь, пока они не придут. Он хотел вернуть ее — любой ценой.
Расплывчатые, смятые волоконца тумана проплыли по диску луны. Необъятная бесплодная пустыня неба, лишенная жизни и тепла. Смертельный холод космоса, не прогреваемого ни одним солнцем, не оживляемого ни одной тварью. Он глядел вверх, пока не заболела шея. Холодные звезды, скользящие в почти нематериальном слое тумана. А есть ли чтонибудь еще? Собираются они прилетать? Их интересовала Сильвия — и теперь они ее получили.
Какое-то движение позади, совершенно беззвучное. Он ощутил это движение и начал поворачиваться, но тут зашевелились деревья и кусты — везде, со всех сторон. Словно вырезанные из картона декорации, они качались, сталкивались, сливались друг с другом, что-то пробиралось между ними, быстро и молчаливо. Затем все стихло. Они пришли. Рик их чувствовал. Они прятали свое пламя и свою мощь. Холодные, ко всему безразличные статуи, возвышающиеся среди деревьев, могучие кедры — карлики рядом с ними. Безучастные, бесконечно далекие от него и его мира, привлеченные сюда любопытством и — отчасти — привычкой.
— Сильвия, — спросил он громко и отчетливо. — Которая здесь ты?
Никакого ответа. Возможно, ее здесь и нет. Он почувствовал себя обманутым. Еле заметный белый проблеск проплыл мимо лотка, на мгновение завис и скользнул дальше, не задерживаясь. Затем воздух над лотком задрожал и вновь замер — это еще один из гигантов взглянул и мгновенно удалился.
Рика охватил панический страх. Они уходили, возвращались в свой мир. Они отвергли лоток, они им не заинтересовались.
— Подождите, — хрипло проговорил он. Белые призраки задержались, некоторые из них.
Рик приблизился к ним, приблизился медленно, осторожно, все время остро ощущая их мерцающую огромность. Если кто-либо из них дотронется до него, он мгаовенно вспыхнет, превратится в кучку серого пепла. Не доходя нескольких футов, он остановился.
— Вы знаете, что мне нужно, — сказал он. — Я хочу вернуть ее. Вы не должны были ее забирать — пока.
Молчание.
— Вы были слишком жадны, — сказал он. — Вы сделали то, чего не надо было делать. Она и так пришла бы к вам в конце концов. Она все уже продумала Толпа зашелестела. Огромные мерцающие формы качались и пульсировали, чуткие к словам. «Правда», — прозвучал бесстрастный отклик. Звук рассеивался от дерева к дереву, лишенный места и направления, а затем превратился в еле слышные отголоски, замер, унесенный ночным ветром.
Огромное облегчение охватило Рика. Они задержались — они его заметили — они его слушают.
— Вы что, думаете, это правильно? — спросил он уже с вызовом. — Ей предстояла долгая жизнь здесь. Мы бы поженились, у нас были бы дети.
Ответа не было, но напряжение росло, Рик чувствовал это всем телом. Он вслушивался изо всех сил, но ничего не слышал. Наконец он понял, что между ними идет спор, борьба. Напряжение становилось невыносимым, смутных мерцающих теней становилось все больше; облака, льдистые звезды скрывались из глаз, заслоненные тем необозримо огромным, которое толпилось вокруг.
— Рик!
Голос звучал совсем рядом — слабый, дрожащий, уносящийся куда-то вдаль, к деревьям и сочащимся влагой кустам. Рик едва разбирал слова; прозвучав, они пропадали почти сразу.
— Рик, помоги мне вернуться.
— Ты где? — Он не мог понять, откуда идет этот голос. — Что я должен сделать?
— Не знаю. — Еле слышные звуки были полны боли и недоумения. — Я ничего не понимаю. Что-то вышло не так. Наверное, они подумали, что я… что я хочу перейти сейчас же. А я не хотела. Я знаю, — ответил Рик. — Это был несчастный случай.
— Они ждали. Кокон, лоток… но все случилось слишком быстро.
И словно волна, примчавшаяся из безмерных далей другой вселенной, на Рика накатился ее ужас.
— Я передумала, Рик. Я хочу назад.
— Это не так просто.
— Я знаю. Здесь совсем другое время, Рик. Я здесь уже так долго — ваш мир, он еле движется. Ведь прошли годы, верно?
— Одна неделя, — сказал Рик.
— Во всем виноваты они. Ведь ты не винишь меня, правда? Они понимают, что сделали плохо. Сделавшие наказаны, но мне это не поможет. — Ужас и боль так искажали ее голос, что Рик едва разбирал слова. — Как мне вернуться?
— А они не знают?
— Они говорят, этого сделать нельзя. — Голос задрожал еще сильнее. — Они говорят, что уничтожили глиняную оболочку, испепелили ее. Что мне некуда возвращаться.
Рик глубоко вздохнул.
— Пусть они что-нибудь придумают. Это уже их дело. Ведь у них есть всякие там силы. Они унесли тебя слишком рано — вот пусть и присылают назад. Это на их ответственности.
Белые тени заколыхались. Неожиданно спор обострился, они не могли договориться. Рик осторожно отодвинулся на несколько шагов.
— Они говорят, это опасно, — донесся ниоткуда голос Сильвии. — Они говорят, один раз была такая попытка. — Она старалась говорить спокойно. — Переходная область между этим миром и вашим неустойчива. Там огромные количества свободной энергии. Мощь, которой мы — на этой стороне — обладаем, это не наша мощь. Это универсальная энергия, которую мы берем и направляем.
— А почему они не могут…
— Здесь континуум высшего уровня. Естественный переход энергии идет от низших областей к высшим. Обратный путь рискован. Кровь — это вроде путевого указателя, яркого знака.
— Как мошки на свечу, — с горечью произнес Рик.
— Если они пошлют меня назад и что-нибудь выйдет не так… — На мгновение она смолкла, а затем продолжила: — Если они ошибутся, я могу затеряться между двух миров. Меня может поглотить свободная энергия. Возможно, она тоже живая — какой-то своей жизнью. Этого никто не понимает. Помнишь, Прометей и огонь…
— Понятно, — сказал Рик, с огромным трудом сохраняя спокойствие в голосе.
— Милый, если меня попробуют отослать назад, мне нужно будет подыскать какую-нибудь форму и войти в нее. Понимаешь, у меня теперь нет больше формы. На этой стороне нет настоящей материи; то, что ты видишь — крылья, белизна — всего этого в действительности нет. Если я сумею вернуться к тебе…
— Тебе придется что-то сформировать, — сказал Рик.
— Мне придется что-то занять, что-то ваше, от праха. Занять и преобразовать — как это сделал Он, давным-давно, когда в ваш мир была привнесена первоформ а.
— Если они сделали это однажды, могут сделать и еще раз.
— Не так все просто; Он, сделавший это, ушел. Преставился вверх. — В ее голосе мелькнула печальная ирония. — За этим миром есть и другие, лестница здесь не кончается. Никто не знает, где она кончается, она идет все выше и выше, мир за миром.
— А кто решает про тебя? — спросил Рик.
— Все в моих руках, — еле слышно ответила Сильвия. — Они говорят, если я хочу рискнуть — они попробуют.
— Ну и что ты решила?
— Я боюсь. А если что-нибудь пойдет не так? Ты его не видел — этот промежуток между мирами. Там могут происходить невероятные вещи. Только Он имел достаточно смелости, все остальные боялись.
— Это их вина. Они должны взять ответственность на себя.
— Они это знают.
Сильвия смолкла, а когда она заговорила снова, еле слышный голос звучал совсем несчастно.
— Рик, милый, скажи мне, что же мне делать?
— Возвращайся!
Снова молчание, а затем ее голос, тихий и жалкий:
— Хорошо, Рик. Если ты думаешь, что так нужно.
— Нужно, — сказал он твердо. Он заставлял себя не думать, не рисовать себе никаких картин, никаких образов. Нужно ее вернуть. — Скажи им, чтобы начинали прямо сейчас. Скажи им… Оглушительный треск и страшный, непереносимый жар. Его подняло и швырнуло в огненное море чистой энергии. Они уходили, обдав Рика ревом и громом, всесжигающим пламенем своей невыразимой мощи. На какую-то долю секунды он подумал, что видит Сильвию, неуверенно, с мольбой тянущую к нему руки.
А затем пламя исчезло, оставив Рика во тьме насквозь пропитанной влагой ночи. Одного, в полном безмолвии.
Уолтер Эверетт помог ему подняться на ноги.
— Ты идиот, — повторял он раз за разом. — Ты полный идиот. Зачем ты привел их сюда? Они и так причинили нам все горе, какое могли.
Затем он оказался в просторной, уютной гостиной, и перед ним стояла миссис Эверетт, стояла молча, с закоченевшим в безразличную маску лицом. Две ее дочери взбудораженно крутились рядом, дрожащие от любопытства, с глазами, в которых горело болезненное возбуждение.
— Все будет в порядке, — пробормотал Рик.
Его одежда обуглилась и почернела. Проведя рукой по лицу, он увидел на своей ладони пепел. В волосах застряли сухие травинки — улетая, они опалили все вокруг него. Рик прилег на диван и закрыл глаза. Когда он открыл их, Бетти Лу Эверетт совала ему в руку стакан с водой.
— Спасибо, — пробормотал он.
— Тебе ни в коем случае не надо было ходить туда, — повторил Уолтер Эверетт. — Зачем? Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что случилось с ней. Ты что, хочешь, чтобы то же самое было и с тобой? Я хочу ее вернуть, — тихо сказал Рик.
— Ты что, спятил? Ее нельзя вернуть. Ее больше нет. — Губы Уолтера судорожно передернулись. — Ты же ее видел.
— А что там было? — спросила Бетти Лу. Она напряженно смотрела на Рика. — Ведь они пришли еще раз, правда?
Тяжело поднявшись, Рик вышел из гостиной. На кухне он вылил воду в раковину и наполнил стакан из стоявшей на полке бутылки. Появившаяся в дверях Бетти Лу так и застала его рядом с раковиной; он стоял, устало прислонившись к стене.
— Чего тебе? — спросил Рик.
Лицо девочки болезненно раскраснелось.
— Я знаю, там что-то случилось. Ты ведь кормил их, правда? — Она сделала шаг вперед. — Ты пытаешься вернуть ее?
— Да, — сказал Рик.
— Но ведь ничего не получится, — нервно хихикнула Бетти Лу. — Она умерла, ее тело сгорело — я сама это видела. — На лице девочки светилось возбуждение. — Папа всегда говорил, что не доведет это ее до добра, так и вышло. — Бетти Лу приблизилась к Рику. — Она была ведьма! Она получила все, что ей и полагалось.
— Она возвращается, — сказал Рик.
— Нет! — Серенькое, невзрачное лицо исказилось ужасом. — Она не может вернуться. Она умерла — червяк превратился в бабочку, она всегда так говорила, — она теперь бабочка!
— Иди в гостиную, — сказал Рик. — Ты не имеешь права мной командовать! — истерически выкрикнула Бетти Лу. — Это мой дом. Мы больше не хотим тебя здесь. Папа тебе еще скажет. Он не хочет тебя, и я не хочу тебя, и мама, и сестра тоже…
Изменение произошло неожиданно, без всякого предупреждения. Словно в проекторе остановилась кинопленка. Бетти Лу застыла с полуоткрытым ртом и поднятой рукой, слова ее замерли на языке. Она повисла в воздухе, безжизненный предмет, приподнятый над полом, словно зажатый между двумя кусками стекла. Оболочка насекомого, лишенная дара речи, пустая и косная. Не мертвая, но мгновенно возвращенная к предвечной безжизненности.
И на эту захваченную скорлупу опускалась новая сила, новое бытие. Оно проникало в нее, многоцветие жизни властно вливалось в пустоту, заполняло — словно кипящая, обжигающая жидкость — каждый ее уголок. Девочка покачнулась и застонала, ее тело судорожно дернулось, ударилось о стену и сползло на пол. Фарфоровая чашка упала с полки и тысячью осколков разлетелась по полу. Оцепенело, неуверенно девочка отодвинулась назад и сунула палец в рот, ее глаза расширились от боли и ужаса.
— Ой! — Она встряхнула головой и с мольбой посмотрела на Рика. — Я поцарапалась о гвоздь или еще обо что.
— Сильвия!
Схватив девочку за запястье, Рик поднял ее на ноги, оттащил от стены. Теплая рука, которую он сжимал, была полной, зрелой. Ошеломленные серые глаза, каштановые волосы, груди, вздрагивающие под платьем, — сейчас она была такой же, как и тогда, в последние моменты, в подвале.
— Дай посмотрю. — Оторвав ее руку ото рта, он со страхом осмотрел поврежденный палец. Царапины не было, только тонкая белая полоска, быстро истончавшаяся, исчезавшая. — Все в порядке, лапа. Ты в полном порядке, ничего с тобой не случилось.
— Я ведь была там, Рик. — Голос звучал слабо, сипло. — Они пришли и утащили меня с собой. — Она в ужасе содрогнулась. — Я совсем вернулась, Рик?
— Совсем. — Он крепко прижал ее к себе.
— Это так долго. Я была там целое столетие. Бессчетные века. Я думала… — Она резко отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Рик…
— В чем дело?
— Тут что-то неправильно; — Лицо Сильвии исказилось страхом.
— Ничего тут нет неправильного. Ты вернулась, это самое главное.
— Но ведь они взяли живую форму, верно? — Сильвия попятилась. — Живую, а не отброшенный прах. У них нет власти, Рик. Они не умеют сами — и вместо этого изменили Его творение. — Она почти кричала, голос ее звенел ужасом. — Ошибка, страшная ошибка, они не должны были изменять равновесие. Оно неустойчиво, а никто из них не умеет управлять…
Рик заслонил собой дверь в гостиную.
— Прекрати, — резко сказал он. — Перестань так говорить! Ты вернулась, для этого мне ничего не жалко. Если они что-то там вывели из равновесия — их ошибка, сами пусть и разбираются.
— Но мы не можем его восстановить! — Ее голос взвился, он звучал тонко, визгливо, жестко, как туго натянутая струна.
— Мы сдвинули его, раскачали волны, которые начнут теперь выплескиваться из берегов. Установленное Им равновесие изменилось.
— Успокойся, милая, — сказал Рик. — Пойдем в гостиную, посидим с твоей семьей. Тебе станет легче. Тебе надо оправиться от всего этого.
Семья. Три сидящие фигуры, две на диване, одна в кресле рядом с камином. Недвижные фигуры с пустыми бессмысленными лицами. Безвольно расслабленные, словно ватные, тела. И — никакой реакции на появившуюся в двери пару.
Ничего не понимая, Рик остановился. Тело Уолтера Эверетта вдруг как-то обмякло: газета в руке, шлепанцы на ногах, на подлокотнике кресла — большая пепельница, в ней лежит трубка, из трубки тянется струйка дыма… На коленях миссис Эверетт шитье, лицо хмурое, строгое, но — какое-то странное, смутное. Неопределенное, несформировавшееся лицо — можно было подумать, что оно плавится, тает. Джин сидела, сжавшись в комок. Смятый, как глина, все более бесформенный с каждой секундой.
Неожиданно из Джин словно что-то ушло, ее руки обвисли, голова упала на грудь. А затем черты бесцветного лица начали, быстро изменяться. Волосы, глаза, кожа — все возвращалось к жизни, наполнялось цветом. От восковой бледности не осталось и следа. Не изменялась только ее одежда. Прижав пальцы к губам, девочка подняла на Рика широко раскрытые, непонимающие глаза, несколько раз моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Ой! — прозвучал негромкий возглас. Ставшие красными губы двигались странно, словно неумело, голос звучал, как скверная звукозапись, — слабо и неровно. Она начала вставать, подергивающимися, угловатыми движениями, плохо справляясь со своим телом. Поднявшись на ноги, она двинулась к Рику — скованно, неловко, словно марионетка на ниточках.
— Рик, — сказала она. — Я поцарапалась о гвоздь или еще обо что.
То, что было миссис Эверетт, зашевелилось. Бесформенное и неопределенное, оно издавало приглушенные звуки и колыхалось, словно студень. Малопомалу оно обрело упругость и форму.
— Мой палец, — негромко вскрикнул ее голос.
— Мой палец, — эхом откликнулась третья фигура, сидевшая в кресле. Через мгновение все они повторяли эти слова — четыре пальца, засунутые в рот, синхронно двигающиеся губы, голоса, звучащие в унисон.
— Мой палец… Рик, я поцарапалась.
Отражения, отражения отражений, как в поставленных рядом зеркалах, бесконечной чередой уходящие во тьму подобия, подобия слов и движений. И эти подобия — знакомы, верны до мельчайшей детали. Повторенные вокруг него вновь и вновь — в кресле, дважды на диване, рядом — настолько рядом, что он слышал ее дыхание, видел, как дрожат ее губы. — Что это? — спросила Сильвия. Та, которая рядом.
Одна из сидевших на диване Сильвий снова начала шить — она шила аккуратно, методично, не замечая ничего вокруг. Сидящая в кресле Сильвия подняла с пола газету, взяла свою трубку и углубилась в чтение. Еще одна сжалась в комок, взволнованная и напуганная. Когда Рик направился к двери, за ним последовала только одна — та, которая была рядом. Она задыхалась от неуверенности, серые глаза расширились, ноздри нервно подергивались.
— Рик…
Распахнув дверь, Рик вышел на крыльцо, в ночь. На ощупь, механически он спустился по ступенькам и сквозь озера темноты пошел прочь, к дороге. Позади, в желтом прямоугольном свете, остался силуэт Сильвии, молча, обреченно глядящей ему в спину. А за ней, в глубине гостиной, еще три фигуры, абсолютно идентичные, точные подобия друг друга, занимались каждая своим делом.
Найдя машину, он вывел ее на шоссе.
Мимо окон мелькали темные, мрачные дома и деревья. Как далеко это зайдет? Выплескивающиеся волны, убегающие все дальше и дальше, расширяющийся круг нарушенного равновесия.
Рик свернул на главное шоссе, теперь стали попадаться встречные машины. Он пытался заглянуть в них, но машины мелькали слишком быстро. Впереди ехал красный плимут. Плотный мужчина в синем деловом костюме разговаривал с сидящей рядом пассажиркой. Говорили они о чем-то веселом — время от времени из их машины доносились взрывы хохота. Рик догнал плимут и поехал следом за ним, совсем близко. Мужчина сверкал золотыми зубами, улыбался, размахивал пухлыми руками. Девушка — темноволосая и очень хорошенькая. Она улыбнулась мужчине, поправила белые перчатки, пригладила волосы и закрыла окно со своей стороны.
Рик потерял плимут из виду, между ними влез тяжелый дизельный грузовик. Отчаянно крутанув руль, он обогнал грузовик и по другой полосе понесся следом за быстро удалявшейся красной машиной. В конце концов он догнал ее и на мгновение ясно разглядел мужчину и девушку. Девушка напоминала Сильвию. Та же изящная линия миниатюрного подбородка, те же пухлые темные губы, чуть раздвигающиеся, когда она улыбается, те же изящные руки и плечи. Это была Сильвия. Затем плимут свернул с шоссе, и больше машин впереди не было.
Он ехал и ехал сквозь густой ночной мрак. Стрелка индикатора горючего опускалась все ниже и ниже. По бокам шоссе расстилалась мрачная, унылая местность — какие-то поселки, между ними голые, пустынные поля, в тусклом небе висят пристальные неприветливые звезды. Засверкало скопление красных и желтых огней. Перекресток, а на нем автозаправка с яркой неоновой вывеской. Рик промчался мимо.
Около маленькой, об одном насосе, заправочной станции он свернул с бетона шоссе на пропитанную тавотом обочину. Выйдя из машины, он отвинтил крышку бензобака и взялся за шланг. Скрип щебенки под его ногами громко разносился в тишине. Бак был полон уже почти доверху, когда открылась дверь облезлой будки и наружу вышла стройная девушка в белом комбинезоне, синей рубашке и маленькой шапочке, едва заметной в ее каштановых кудрях.
— Добрый вечер, Рик, — сказала она спокойно. Рик вытащил шланг из бака. Через мгновение он уже мчался по шоссе. Закрыт бак или нет? Он не помнил, он гнал машину все быстрее и быстрее. Рик проехал больше сотни миль и уже приближался к границе штата. Теплый, желтый огонек маленького придорожного кафе приветливо светился в промозглом сумраке еле занимающегося утра. Рик сбросил скорость, свернул на обочину, на пустынную стоянку для машин. Густые горячие запахи черного кофе и поджариваемой ветчины, уютная, вселяющая спокойствие картина завтракающих людей. В углу орет музыкальный автомат. Рик тяжело опустился на табуретку и бессмысленно уронил голову в ладони. Костлявый фермер, сидевший рядом, с интересом посмотрел на него и снова уткнулся в газету. В другом углу комнаты — две женщины с хмурыми, жесткими лицами; на мгновение вскинув глаза, они вернулись к своему разговору. Симпатичный парень в джинсах и джинсовой куртке, перед ним фасоль с рисом и большая, тяжелая кружка дымящегося черного кофе.
— Что будем брать? — спросила официантка, бойкая девица с увязанными в тугой узел соломенными волосами и карандашиком, заткнутым за ухо. — Малость перебрали вчера?
Рик заказал овощной суп и кофе. Ел он автоматически, почти не замечая, что делает. Потом вдруг оказалось, что он ест бутерброд с ветчиной и сыром. Разве он заказывал? Музыкальный автомат играл и играл, люди приходили и уходили. Рядом с шоссе, на невысоких пологих холмах раскинулся городок. А вот и утро — в окна кафе сочился солнечный свет, серый, холодный и безжизненный. Рик доел горячий, только что из духовки, яблочный пирог и теперь тупо, отсутствующе вытирал рот бумажной салфеткой.
В кафе царила тишина. За окнами тоже ни звука, везде было какое-то нелегкое спокойствие. Музыкальный автомат смолк, люди, сидящие за стойкой, молчали и не шевелились. Иногда мимо проносился грузовик, мокрый от утренней росы, с плотно закрытыми окнами.
Когда Рик поднял глаза, перед ним стояла Сильвия. Сложив руки на груди, она невидящими глазами смотрела куда-то поверх его плеча. Ярко-желтый карандаш за ухом, каштановые волосы увязаны в тугой узел. За стойкой сидят другие Сильвии, перед ними — тарелки. Одни едят, другие читают газеты. И все — абсолютно одинаковые, если не считать одежды.
Рик не помнил, как добрался до своей машины; через полчаса он пересек границу штата. На покрытых росой крышах и тротуарах проносящихся мимо крохотных незнакомых городков яркими холодными искрами рассыпалось солнце.
И по этим сверкающим утренним улицам двигались они — те из них, которые встали пораньше, чтобы пораньше взяться за работу. По двое, по трое, в напряженной тишине четкий перестук каблуков. Автобусные остановки, здесь они собирались группами побольше. А в домах — сотнями, бессчетными легионами они встают с постели, завтракают, умываются, одеваются… Целый город их готовился к наступающему дню, готовился уйти в обычные свои дела и заботы. Круг расширялся.
Городок остался позади — и тут Рик непроизвольно сбросил скорость, его нога сама ушла с педали. Две знакомые фигуры пересекают поле. С учебниками в руках. Дети спешат в школу. Повторения, отражения, подобия, точные и неизменные копии образца. Вокруг них весело носится собака, не замечая ничего странного, ничем не омрачая своей радости.
Он поехал дальше. Впереди показался город, на фоне неба четко вырисовывались строгие прямоугольники высоких зданий. Улицы делового района кипели шумом и суетой; примерно в центре города он догнал, а затем и пересек границу все расширяющегося круга. Бесчисленные фигуры Сильвии сменились разнообразием. Теперь за окнами машины место серых глаз и каштановых волос заняли непохожие друг на друга мужчины и женщины, взрослые и дети — люди различной внешности, различного возраста. Рик увеличил скорость и помчался к выезду из города, где начинался широкий четырехрядный хайвей.
В конце концов ему пришлось сбавить скорость. Он чувствовал себя совершенно выжатым. После многих часов сидения за рулем все тело дрожало от навалившейся усталости.
На обочине морковно-рыжий парень призывно тычет в небо большим пальцем. [6] Тощая, как жердь, фигура в коричневых брюках и тонком верблюжьем свитере. Рик затормозил и открыл дверцу.
— Прыгай сюда.
— Спасибо, друг. — Парень подбежал, вскочил в уже тронувшуюся с места машину, захлопнул дверцу и блаженно откинулся на спинку сиденья. — А то уже жарковато становилось.
— Далеко едешь? — спросил Рик.
— До самого Чикаго. Конечно же, — смущенно улыбнулся парень, — я совсем не ожидаю, что вы подвезете меня так далеко. Сколько ни провезете — за все спасибо. А куда вы сами едете? — вопросительно посмотрел он на Рика.
— Куда угодно, — ответил Рик. — Если хочешь — поедем в Чикаго.
— Это же двести миль!
— Вот и чудесно, — сказал Рик. Он вывел машину на крайнюю левую полосу и прибавил скорость. — Если хочешь в Нью-Йорк — отвезу в Нью-Йорк.
— Вы не против? — Парень неловко заерзал на сиденье. — Я, конечно, очень благодарен, что вы меня взяли… — Он замялся. — Я хотел сказать, не надо вам из-за меня ехать куда-то в сторону.
Рик сосредоточенно глядел на дорогу, его руки крепко сжимали баранку.
— Только я еду быстро. Я не буду ни тормозить, ни останавливаться.
— Вы поаккуратнее, — нервно предостерег парень. — Не хотелось бы попасть в аварию.
— Беспокоиться буду я.
— Но ведь это опасно. А вдруг что-нибудь случится? Чересчур рискованно.
— Вот тут-то ты и ошибаешься, — мрачно пробормотал Рик, не отрывая глаз от дороги. — Это стоит риска.
— Но если что-нибудь выйдет не так… — Голос неуверенно смолк, а затем продолжил: — Там же можно затеряться. Это так просто. Все так неустойчиво… — Голос дрожал от страха и беспокойства. — Прошу тебя, Рик…
— Откуда ты знаешь мое имя? — рывком повернулся Рик.
Словно лишившись всех костей, тело парня бесформенной грудой навалилось на дверцу машины. Лицо его таяло, плавилось, казалось еще немного — и оно сольется в ровную однородную массу.
— Я хочу вернуться, — говорил он откуда-то изнутри себя, — только я боюсь. Ты его не видел — этот промежуток между мирами. Там нет ничего, кроме энергии, Рик. Давным-давно Он научился ею пользоваться, но теперь никто не знает как.
Голос изменился, теперь он звучал ясно, звонко. Ярко-рыжие волосы стали каштановыми. На Рика испуганно глядели большие серые глаза. Судорожно вцепившись в баранку, он пригнулся вперед, в мозгу осталась одна мысль — только не шевелиться, только не сделать неверного движения. Постепенно напряжение спало, Рик уменьшил скорость и перевел машину в крайний правый ряд.
— Мы останавливаемся? — спросила сидящая рядом с ним фигура; теперь это был голос Сильвии. Подобно новорожденному насекомому, только что появившемуся из личинки и подсыхающему на солнце, фигура твердела, начинала обживать действительность. Сильвия выпрямилась, поглядела в окно. — Где мы? Мы между какими-то городами.
Резко затормозив, Рик перегнулся через нее и рывком распахнул дверь.
— Выходи!
— Как это? — непонимающе посмотрела Сильвия. — В чем дело, Рик? Что-нибудь случилось?
— Выходи!
— Я не понимаю, Рик. — Сильвия развернулась к двери, ее ноги коснулись бетона шоссе. — Что-нибудь с машиной? Я думала, теперь все хорошо.
Осторожно подтолкнув ее, Рик захлопнул дверцу, резко рванул с места в густой — как и всегда по утрам — поток машин. Позади осталась маленькая фигурка, неуверенно поднимавшаяся на ноги, обиженная и потрясенная. Усилием воли он заставил себя отвести взгляд от зеркала заднего обзора и до упора вдавил педаль газа.
Рик включил приемник, но услышал только треск и вой помех. Немного покрутив ручку, он поймал какую-то сильную станцию. Тихий, удивленный голос. Женский голос. Сперва слова были непонятны, но затем, разобрав их и узнав, он в ужасе щелкнул выключателем. Ее голос. Бормочущий просьбы и извинения. Где эта станция? Чикаго. Значит, круг добрался и туда.
Рик поехал медленнее. Спешить нет смысла. Граница обогнала его и движется дальше. Канзасские фермы — покосившиеся магазинчики маленьких городков на берегу Миссисипи — унылые, блеклые улицы промышленных городов Новой Англии — и везде кишат сероглазые женщины с каштановыми волосами.
А потом круг пересечет океан. Вскоре он охватит весь мир. Странно будет выглядеть Африка. Туземные поселки, а в них — белокожие женщины, абсолютно одинаковые, и все они заняты первобытными работами — охотятся, собирают фрукты, растирают в ступках зерно, свежуют дичь. Разжигают костры, плетут грубые ткани, трудолюбиво мастерят острые как бритва ножи.
А Китай… против воли он улыбнулся. Там она будет выглядеть весьма пикантно. В строгом костюме со стоячим воротничком, почти монашеском одеянии молодых коммунистов. Парад, шествующий по центральным улицам Пекина. Шеренга за шеренгой длинноногих, полногрудых девушек с тяжелыми русскими автоматами. А также с лопатами, заступами, кирками. Солдаты в матерчатых ботинках, колонна за колонной. Рабочие, движущиеся почти бегом, с инструментами в руках. А над всеми ними, на высокой разукрашенной трибуне — еще одна неотличимая от остальных фигура, рука, такая знакомая, изящная, поднята в приветствии, нежное, прекрасное лицо застыло тупой деревянной маской. Он свернул на боковую дорогу и уже через пару минут ехал по тому же шоссе назад, ехал медленно, безразлично.
Перекресток. Дорожный полицейский, пробирающийся к нему, петляя среди остановившихся машин. Рик сидел, вцепившись руками в баранку, сидел прямо, как истукан, и тупо ждал.
— Рик, — моляще прошептала она в открытое окно машины. — Ведь теперь все хорошо, правда?
— Конечно, — безразлично ответил он.
Она просунула руку в окно и осторожно потрогала его локоть. Такая знакомая ладонь — тонкие пальцы, красный лак ногтей.
— Я очень хочу быть с тобой. Ведь мы снова вместе? Ведь я вернулась?
— Конечно.
Она грустно покачала головой.
— Я ничего не понимаю. Я думала, теперь опять все в порядке.
Он рванул с места. Перекресток остался позади. Время шло уже к вечеру. Рик совершенно выдохся, его качало от усталости. Механически, не очень понимая, что делает, он ехал в свой город. Она толпилась на улицах, она была вездесуща. Рик подъехал к своему дому и вышел из машины.
В вестибюле стоял дворник; Рик узнал его по грязной тряпке в руке, большой швабре и ведру опилок.
— Рик, — сказала она, — скажи мне, в чем дело? Пожалуйста, скажи. Не глядя, Рик прошел мимо, но она его догнала.
— Я вернулась, Рик. — В голосе ее звучало отчаяние. — Разве ты не понимаешь? Они взяли меня слишком рано, а потом отправили назад. Это была ошибка. И я никогда не буду больше их звать, это все в прошлом. — Она шла за ним по вестибюлю к лестнице. — Я никогда их больше не позову.
Рик начал подниматься по лестнице. Секунду Сильвия стояла в нерешительности, а потом села на нижнюю ступеньку и вся сжалась — крохотная фигурка в грубой рабочей одежде и огромных подкованных ботинках.
Он вошел в свою квартиру. За окном густо-синее небо, крыши соседних домов ослепительно сверкают, словно расплавленные вечерним солнцем.
Его тело нестерпимо ныло. Спотыкаясь, он пробрался в ванную — найти ее было крайне трудно, все вокруг казалось чужим и незнакомым. Он наполнил раковину горячей водой, закатал рукава, вымыл руки и лицо. От воды шел пар. Затем Рик поднял глаза.
И увидел в зеркале заплаканное лицо. Рассмотреть отражение было трудно — оно словно текло, переливалось. Серые глаза блестят ужасом. Мелко дрожащие яркие губы, жилка, отчаянно пульсирующая на горле, мягкие каштановые волосы. Какоето время это лицо обескураженно глядело на себя, а затем стоящая у раковины девушка начала вытираться.
Она повернулась, вышла из ванной и направилась в гостиную, еле передвигая ноги. Постояв некоторое время в недоумении, она упала в кресло и закрыла глаза, чуть живая от усталости и тоски.
— Рик, — прерывающийся голос был полон мольбы и отчаяния. — Помоги мне, пожалуйста. Постарайся. Я ведь вернулась, правда?
В полном замешательстве она несколько раз встряхнула головой.
— Ну, пожалуйста, Рик, я ведь думала, что теперь все в порядке.
читать дальшеЗаливаясь смехом, Сильвия неслась сквозь сияние ночи — длинными, летящими шагами по усыпанным щебенкой тропинкам и бездонным глубинам космоса, среди роз и махровых маргариток, мимо сладко пахнущей травы, которую скосили и сгребли в кучи, туда, за кирпичный забор, к крутому склону. И на каждом шагу под ногами — звезды, вселенная, отраженная в овалах дождевой воды. Кедры, державшие на своих плечах небо, не обратили внимания на промелькнувшую мимо них узкую стройную тень, их не заинтересовали ни развевающиеся каштановые волосы, ни сверкающие в полумраке глаза.
— Подожди меня, — пожаловался Рик, осторожно пробиравшийся следом, неуклюжий и неуверенный на полузнакомых тропинках. Но Сильвия летела, не останавливаясь. — Помедленнее не можешь? — сердито крикнул он.
— Нельзя, мы опаздываем.
И вдруг, без всякого предупреждения, Сильвия появилась прямо перед ним, загораживая дорогу.
— Выверни карманы, — выдохнула она. — Выкидывай все металлическое. Они не выносят металла, ты же знаешь. Порывшись в карманах, Рик извлек из них два десятицентовика и полтинник.
— Это тоже считается? — Да!
Схватив монеты, Сильвия швырнула их в темневшие по соседству заросли лилий. С легким шелестом круглые пластинки металла исчезли среди толстых и влажных стеблей.
— Еще что-нибудь есть? — тревожно схватила она его руку. — Они уже в пути. У тебя не осталось металла, Рик?
— Только часы.
Пальцы Сильвии метнулись к его запястью.
— Нет уж, — Рик отодвинул свою руку. — Уж ихто я не дам закинуть в кусты.
— Положи тогда на солнечные часы, или на забор, или в это дупло. — Сильвия снова побежала.
— Выкинь свой портсигар, — донесся до Рика ее звонкий, возбужденный голос, — и ключи, и пряжку ремня — все металлическое. Ты же знаешь, как ненавистен им металл. Быстрее, мы опаздываем.
Нахмурившись, Рик двинулся следом.
— Хорошо, ведьмочка.
— Никогда так не говори, — яростно откликнулось из темноты. — Это неправда. Ты наслушался глупостей у моих сестричек и у мамы и…
Новый звук заглушил ее слова. Отдаленное хлопанье и шорох, — словно огромные листья, шелестящие под холодным, зимним ветром. Частые тяжелые удары заполнили ночное небо, сегодня они слетались очень уж быстро. Слишком отчаянная их обуревала жажда, слишком жадны они были, чтобы ждать. В сердце Рика шевельнулся страх, он бросился догонять Сильвию.
Рик с трудом разглядел зеленую юбку и зеленую блузку, крошечным столбиком выделялась девушка посреди бьющейся, копошащейся массы. Расталкивая их одной рукой, другой она пыталась справиться с деревянным краном. Кипящий водоворот крыльев и тел гнул Сильвию, словно тростинку. А затем ее вообще не стало видно.
— Рик, — донеслось до него еле слышно. — Иди сюда и помоги мне.
Растолкав их, Сильвия с трудом поднялась на ноги.
— Я от них задыхаюсь.
С трудом прорвав белую трепещущую стену, Рик оказался у самого лотка. Они жадно лакали кровь, вытекавшую из деревянного крана. Рик подтащил к себе содрогающуюся от ужаса девушку, крепко обнял ее и разжал руки только тогда, когда окружавшая их яростная возня постепенно стихла.
— Они голодные, — еле слышно проговорила Сильвия.
— Ты совсем сдурела, ну зачем было меня обгонять? Они же могли тебя испепелить!
— Знаю, они могут что угодно. — Ее охватила дрожь страха и восторга. — Только посмотри на них, — прошептал задыхающийся от благоговения голос. — Какие они огромные, какой размах крыльев. И какие белые, Рик. Безукоризненно белые, ни одного пятнышка. В нашем мире не бывает ничего подобного — огромные, чистые и прекрасные. — Кровь ягненка, они прямо рвались к ней.
Раздуваемые хлопающими со всех сторон крыльями, волосы Сильвии трепетали на его лице. Теперь эти уходили, взмывали вверх, в глубины неба. Даже не вверх, конечно, а куда-то прочь. Назад, в свой мир, откуда слетелись сюда, учуяв кровь. Но не только кровь — они пришли к Сильвии. Их привлекала она.
Серые глаза девушки расширились. Ее руки поднялись вслед исчезающим белым теням. Одно из существ развернулось и пролетело совсем близко от нее, совсем низко; трава и цветы зашипели, обожженные взметнувшимся на мгновение ослепительно белым пламенем. Рик отскочил; какую-то долю секунды огненная фигура парила прямо над Сильвией, затем раздался хлопок, словно кто-то открыл огромную бутылку, и последний из снежнокрылых исполинов исчез. Воздух и земля постепенно остыли, успокоились, снова стало темно и тихо.
— Прости, пожалуйста, — виновато прошептала Сильвия.
— Никогда больше так не делай, — с трудом выдавил из себя все еще не оправившийся от потрясения Рик. — Это очень опасно.
— Иногда я забываю. Прости, Рик, я совсем не хотела привлекать их так близко.
Она попыталась улыбнуться.
— Такая неосторожность — это у меня первый раз за много месяцев, во всяком случае — с того времени, как я привела тебя.
На мгновение по лицу Сильвии скользнуло жадное, нетерпеливое выражение. — А ты видел его? Мощь и пламя! И ведь он нас даже не трогал. Он только посмотрел на нас. Только посмотрел — и все вокруг вспыхнуло.
Рик крепко сжал ее руку.
— Послушай. — Голос его звучал хрипло, настоятельно. — Ты не должна их вызывать — никогда. Это неправильно, плохо. У них свой мир, у нас свой, им здесь не место.
— И ничего в этом плохого — такая красота.
— Это очень опасно! — Пальцы Рика впивались все глубже и глубже; Сильвия слабо вскрикнула. — Прекрати заманивать их сюда!
Истерически захохотав, Сильвия вырвала свою руку и бросилась в центр почерневшего круга, который выжгла эта орда ангелов перед тем, как унестись в небеса.
— Яне могу прекратить, — выкрикнула она. — Я одна из них. Они — мой народ, моя семья. Многие поколения, уходящие в далекое прошлое.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать?
— Они — мои предки. Когда-нибудь я с ними соединюсь.
— Ты ведьма! — в ярости закричал Рик.
— Нет, — серьезно ответила Сильвия. — Нет, Рик, не ведьма. Неужели ты еще не понял? Я — святая.
Свет, тепло и уют кухни. Сильвия включила кофеварку, достала из висящего над раковиной шкафчика большую красную жестянку с кофе. — Не слушай их, — сказала она, расставляя блюдца и чашки, вынимая из холодильника сливки. — Они ничего не понимают, ты только на них посмотри.
Из гостиной за молодой парой наблюдали мать Сильвии и ее сестры, Бетти Лу и Джин, тесно сбившиеся вместе, напряженные и перепуганные. Отсутствующее, ушедшее в себя лицо стоявшего рядом с камином Уолтера Эверетта не выдавало никакихэмоций.
— Ты послушай меня, — сказал Рик. — Ты обладаешь этой самой силой привлекать их. Так ты хочешь сказать, что ты не… Разве Уолтер не настоящий твой отец?
— Да нет, конечно же настоящий. Я самый настоящий человек, разве не видно?
— Но ты единственная в семье, у кого есть такая сила.
— Физически я такая же, как и остальные, — задумчиво сказала Сильвия. — Просто я умею видеть, вот и все. Эта способность встречалась и прежде у разных людей — у святых, у мучеников. Когда я была маленькой, мама читала мне вслух про святую Бернадетту. Ты помнишь, где была ее пещера? Рядом с больницей. Они слетались туда, и она увидела одного из них.
— Но кровь! Это уродливо, чудовищно! Ничего подобного никогда не бывало.
Бывало. Кровь притягивает их, особенно кровь агнца. Они кружат над полями сражений. Валькирии, уносящие погибших в Валгаллу. Именно поэтому святые и мученики часто резали себя и калечили. Ты знаешь, откуда появилась у меня такая мысль? Сильвия надела кухонный передник и заправила кофеварку.
— Когда мне было девять лет, я прочитала об этом у Гомера в «Одиссее». Улисс вырыл канаву и наполнил ее кровью, чтобы привлечь духов. Теней из мира иного.
— Было там такое, — неохотно согласился Рик. — Припоминаю.
— Духи умерших людей. Все они когда-то жили. Каждый сначала живет здесь, а потом умирает и уходит туда. — Глаза Сильвии сверкали от возбуждения. — У нас у всех будут крылья! Мы будем летать! Каждый из нас будет полон мощи и пламени! Мы не будем больше червями.
— Черви! Ты всегда называешь меня червяком.
— Ну конечно же, ты червяк. И все мы червяки, противные черви, ползающие по земной корке, пресмыкающиеся в грязи и прахе.
— А почему их тянет на кровь?
— Потому, что это жизнь, а жизнь их привлекает. Кровь — это uisge beatha, жизненная влага [5].
— Кровь — это смерть. Корыто, в которое льется кровь…
— Но это не смерть. Ведь не считаешь же ты, что гусеница умирает, когда она забирается в свой кокон?
Теперь Уолтер Эверетт стоял в дверях. Лицо его потемнело. Он стоял и слушал, что говорит дочь.
— А вот один раз, — сказал он хрипло, — они схватят ее и утащат. Она хочет к ним. Ждет не дождется этого дня.
— Вот видишь? — повернулась Сильвия к Рику. — И он тоже ничего не понимает. — Она выключила кофеварку и наполнила чашки. — А ты будешь кофе?
— Нет, — покачал головой Эверетт.
— Сильвия, — вразумительно, как маленькому ребенку, сказал Рик, — ты же понимаешь, что, уйдя с ними, ты не сможешь больше вернуться сюда, к нам.
— Нам всем предстоит переправа, раньше или позже, это часть нашей жизни.
— Но ведь тебе всего девятнадцать лет, — настаивал Рик. — Ты юная, здоровая, красивая. И мы хотим пожениться — об этом ты подумала? Сильвия, — полупривстал он из-за стола, — ты должна все это прекратить.
— Я не могу прекратить. Мне было семь лет, когда я увидела их впервые.
Глаза Сильвии приобрели зачарованное, отсутствующее выражение; машинально сжимая ручку кофеварки, она застыла у раковины.
— Помнишь, папа? Мы тогда жили в Чикаго. Это было зимой. Я упала по пути из школы. Видишь этот шрам? — Она вытянула руку. — Я поскользнулась на слякоти, упала и ободралась о щебенку. Я шла домой и плакала, падал мокрый снег, ветер завывал, было холодно. Из руки текла кровь, вся перчатка намокла в крови. А потом я подняла глаза и увидела их. — Сильвия смолкла.
— Они хотят тебя, — нарушил наступившую тишину Эверетт. Сейчас он выглядел совершенно несчастным. — Они же как мухи, толстые зеленые мухи, которые крутятся вокруг тебя. Зовут тебя к себе. — А почему и нет? — Серые глаза Сильвии сияли, сейчас вся она светилась радостью и предвосхищением. — Ты же видел их, папа. Ты знаешь, что это такое. Преображение — из праха в богов.
Рик вышел из кухни. В гостиной сестры Сильвии так и стояли бок о бок, на их лицах было любопытство, смешанное со страхом. Миссис Эверетт стояла поодаль, глаза ее, прикрытые очками в стальной оправе, смотрели мрачно, лицо закаменело. Когда Рик проходил мимо, она отвернулась.
— А что там было? — громким шепотом спросила Бетти Лу, пятнадцатилетняя девочка, костлявая и довольно некрасивая, с маленьким худым личиком и жидкими, белесыми волосами. — Сильвия никогда не берет нас с собой и не разрешает ходить.
— Ничего не было, — ответил Рик.
— Неправда! — Унылое, безрадостное лицо девочки загорелось злостью. — Это неправда. Вы с ней ходили в сад, в темноту, и…
— Не разговаривай с ним, — оборвала ее мать. Отдернув обеих девочек в сторону, она бросила на Рика взгляд, полный боли и ненависти. А потом быстро отвернулась.
Рик открыл дверь подвала, включил свет и начал медленно спускаться в помещение с бетонными стенами, сырое, холодное и грязное, уныло освещенное тусклой лампочкой, свисающей с потолка на покрытом толстым слоем пыли проводе.
В одном углу подвала вздымалась отопительная печь с толстыми, как слоновьи ноги, воздушными трубами. Рядом — нагреватель воды, кипы какого-то барахла, коробки с книгами, пачки газет, старая мебель — все покрытое пылью и паутиной.
В дальнем конце — стиральная машина и сушильная центрифуга. А также хозяйство Сильвии, насос и охладительная система.
Пошарив на верстаке, Рик выбрал молоток и два массивных разводных ключа. Он уже направился к хитросплетению баков и труб, когда на верхней ступеньке неожиданно появилась Сильвия с кофейной чашкой в руке.
— Что ты здесь делаешь? — Серые глаза смотрели напряженно, с подозрением. — Для чего тебе молоток и гаечные ключи?
— Я думал разрешить этот вопрос здесь, раз и навсегда. — Рик бросил инструменты назад на верстак.
— А я думала, что ты понимаешь. Они всегда были частью моей жизни. Когда я первый раз взяла тебя с собой, мне показалось, что ты…
— Я не хочу отдавать тебя, — резко сказал Рик, — кому бы то ни было и чему бы то ни было — хоть из этого мира, хоть из какого другого. Я не намерен тебя отдавать.
— И вот таким, значит, образом ты меня не отдашь? — Ее глаза сузились. — Ты пришел сюда, чтобы все сломать и уничтожить. И как только я отойду, ты разобьешь все это, так что ли?
— Именно так.
Теперь злость на ее лице сменилась страхом.
— Неужели ты хочешь, чтобы я была здесь прикована? Мне нужно двигаться дальше, эта часть пути для меня закончена. Я пробыла здесь достаточно долго.
— Ты что, подождать не можешь! — почти выкрикнул Рик, в его голосе звучало с трудом сдерживаемое отчаяние. — Ведь и так это будет скоро, чересчур скоро.
— А ты хотел бы так и остаться червяком? — Пожав плечами, Сильвия отвернулась; ее руки были сложены на груди, яркие красные губы плотно сжаты. — Червяком. Маленькой, мохнатой, ползающей в пыли гусеницей.
— Я хочу тебя.
— А ты не можешь иметь меня, — в ярости повернулась она. — У меня не так много времени, чтобы попусту его тратить.
— Ну конечно же, — чуть не с ненавистью сказал Рик. — У нас на уме одни высокие материи.
— Конечно, — уже более спокойно ответила Сильвия. — Прости меня, пожалуйста. Рик, ты же помнишь про Икара? Ведь ты тоже хочешь летать, я знаю.
— Всему свое время.
— А почему не прямо сейчас? Зачем ждать? Ты просто боишься. — Сильвия гибко скользнула в сторону, на ее губах появилась лукавая усмешка. — Рик, я хочу тебе что-то показать. Только ты обещай, что никому не скажешь.
— А что это?
— Обещаешь? — Она приложила ладонь к его рту. — Мне нужно быть очень осторожной. Это стоило уйму денег. И никто об этом не знает. Так делают в Китае — ведь все идет к этому. — Интересно, — сказал Рик. В нем шевельнулось какое-то неясное, неприятное чувство. — Покажи.
Дрожащая от возбуждения Сильвия исчезла за огромным холодильником, в темноте и путанице заиндевевших змеевиков. Рик услышал скребущие, скрежещущие звуки — она волокла по полу что-то тяжелое и громоздкое.
— Видишь? — выдохнула Сильвия. — Помоги мне, Рик. Он очень тяжелый. Дуб и латунь, и внутри еще металлическая прокладка. Дерево мореное, ручная полировка. А резьба, ты только посмотри на резьбу! Красиво, правда?
— И что это такое? — Рик еле сдерживал ужас.
— Мой кокон, — невинно объяснила Сильвия. Со счастливым выражением лица она опустилась на пол и прислонила голову к полированной крышке дубового гроба.
Схватив девушку за руку, Рик одним рывком поставил ее на ноги.
— Ты что еще придумала, сидеть рядом с этим гробом здесь, в подвале, где… — он осекся. — В чем дело?
Лицо Сильвии было искажено болью. Отшатнувшись от Рика, она сунула в рот палец.
— Я поцарапалась о гвоздь или еще обо что. Это когда ты меня поднял.
По руке Сильвии бежала тоненькая струйка крови, другой рукой она пыталась вытащить из кармана носовой платок.
— Дай посмотреть. — Рик сделал движение в ее сторону, но девушка снова отдернулась. — Ты что, сильно порезалась? Не подходи ко мне, — прошептала Сильвия.
— В чем дело? Дай я посмотрю.
— Рик, — сказала Сильвия каким-то странным, напряженным голосом. — Достань воду и лейкопластырь. И как можно скорее. — Было видно, что она еле сдерживает охватывающий ее страх. — Мне надо остановить кровотечение.
— Идти наверх? — Он неуверенно направился к лестнице. — Ведь вроде ничего у тебя такого особенного. Ты могла бы сама…
— Быстрее. — Голос девушки был полон ужаса. — Умоляю тебя, быстрее.
В полном смятении Рик начал бегом подниматься по лестнице. Он физически ощущал исходивший от Сильвии ужас.
— Нет, уже поздно, — вскрикнула она — И только не возвращайся, держись от меня подальше. Я сама во всем виновата. Я приучила их прилетать. И только не подходи! Прости меня, Рик. Оо-о!..
Больше Рик ничего не услышал — в этот самый момент часть стены разлетелась вдребезги, сквозь образовавшийся пролом в подвал протиснулось белое сверкающее облако.
Они хотели Сильвию. Сильвия сделала несколько шагов к Рику, неуверенно замерла, и тут ее поглотила белая копошащаяся масса тел и крыльев. Раздался отчаянный вскрик, а затем подвал содрогнулся от страшного взрыва, воздух в нем раскалился, как в горне.
Рика швырнуло наземь, теперь бетон пола стал сухим и обжигающе горячим, весь подвал буквально трескался от жары. Окна разлетелись, сквозь них лезли наружу пульсирующие белым светом формы. Языки дыма и пламени жадно облизывали стены, потолок вдруг провис, с него дождем посыпалась штукатурка.
С большим трудом Рик заставил себя подняться на ноги. Яростное движение затихло где-то вдали. Помещение превратилось в хаос, все в нем было выжжено, почернело, покрылось слоем дымящегося пепла. И везде щепки, клочья материи, обломки бетона. Печь и стиральная машина разбиты, насос и сложная охладительная система сплавились в сплошную сверкающую массу, одна из стен сдвинулась в сторону. И все усыпано штукатуркой.
Руки и ноги Сильвии были странным, невозможным образом вывернуты, изогнуты, ее ссохшееся, обугленное тело лежало невысоким холмиком серого, добела выжженного пепла. От нее не осталось почти ничего — только хрупкая обгорелая шелуха.
И снова была ночь, темная, холодная, натянутая, как струна. Поднимая голову, он видел над собой редкие, колючие льдинки звезд. Порыв ветра качнул мокрые лилии, пошевелил гравий укрытой промозглым туманом, петляющей среди угольно-черных розовых кустов тропинки.
Он присел на корточки и замер, вслушиваясь и вглядываясь в ночь. Позади, за кедрами, угадывается высокий силуэт дома. Внизу под обрывом по шоссе проскользнула машина, затем другая. А больше — ни звука. Впереди четко выделялись приземистые, угловатые очертания — фаянсовый лоток и труба, когдато подводившая кровь из установленного в подвале холодильника. Сейчас лоток был сухой и пустой — только несколько принесенных ветром желтых листьев.
Рик глубоко вдохнул холодный ночной воздух и надолго задержал его в легких. А потом неловко — плохо гнулись затекшие ноги — встал. Внимательно оглядев небо, он не заметил в нем ни малейшего движения. Но все равно они где-то там, смотрят и ждут — смутные тени, вереницей уходящие в незапамятное прошлое, словно отзвуки эха, словно отражение в параллельных зеркалах, династия богов.
Он поднял с земли тяжелые фляги, подтащил их поближе, и в лоток полилась бычья кровь с ньюджерсийской бойни — бросовая, грошовая жидкость, густая и комкастая. Кровь плеснула Рику на одежду, и он нервно отшатнулся. Но в небе, в воздухе над головой так ничто и не шелохнулось. Окутанный тьмой и ночным туманом сад молчал.
Рик стоял у лотка, ждал и не знал — стоит ли ждать, прилетят ли они. Они приходили к Сильвии, а не просто за кровью. А теперь тут осталась одна приманка — вот эта кровь. Он отнес пустые металлические посудины в кусты и пинками отправил их вниз с обрыва. Затем он тщательно проверил свои карманы, в них тоже не осталось ничего металлического.
Сильвия годами приучала их приходить. А теперь она на той стороне. Значит ли это, что они не придут? В мокрых кустах зашуршало. Зверек? Или птица? Кровь поблескивала в лотке, тусклая и тяжелая, словно окисленный свинец. Пора бы уже, но ничто не шевелило вершины огромных кедров. Он разглядел ряды кивающих головками розовых кустов, дорожку, по которой бежали они с Сильвией… Сделав усилие, он отбросил недавние воспоминания — сверкающие возбуждением глаза, красные яркие губы. Шоссе под обрывом — пустой, безлюдный сад — молчащий дом, в котором ждет притихшая семья. Услышав неясный, свистящий звук, он напрягся — нет, просто тяжелый дизельный грузовик несется по шоссе, яркими фарами вспарывает ночь.
Он стоял, широко расставив ноги, глубоко вдавив каблуки в податливую черную землю, стоял и мрачно ждал. Он не уйдет. Он останегся здесь, пока они не придут. Он хотел вернуть ее — любой ценой.
Расплывчатые, смятые волоконца тумана проплыли по диску луны. Необъятная бесплодная пустыня неба, лишенная жизни и тепла. Смертельный холод космоса, не прогреваемого ни одним солнцем, не оживляемого ни одной тварью. Он глядел вверх, пока не заболела шея. Холодные звезды, скользящие в почти нематериальном слое тумана. А есть ли чтонибудь еще? Собираются они прилетать? Их интересовала Сильвия — и теперь они ее получили.
Какое-то движение позади, совершенно беззвучное. Он ощутил это движение и начал поворачиваться, но тут зашевелились деревья и кусты — везде, со всех сторон. Словно вырезанные из картона декорации, они качались, сталкивались, сливались друг с другом, что-то пробиралось между ними, быстро и молчаливо. Затем все стихло. Они пришли. Рик их чувствовал. Они прятали свое пламя и свою мощь. Холодные, ко всему безразличные статуи, возвышающиеся среди деревьев, могучие кедры — карлики рядом с ними. Безучастные, бесконечно далекие от него и его мира, привлеченные сюда любопытством и — отчасти — привычкой.
— Сильвия, — спросил он громко и отчетливо. — Которая здесь ты?
Никакого ответа. Возможно, ее здесь и нет. Он почувствовал себя обманутым. Еле заметный белый проблеск проплыл мимо лотка, на мгновение завис и скользнул дальше, не задерживаясь. Затем воздух над лотком задрожал и вновь замер — это еще один из гигантов взглянул и мгновенно удалился.
Рика охватил панический страх. Они уходили, возвращались в свой мир. Они отвергли лоток, они им не заинтересовались.
— Подождите, — хрипло проговорил он. Белые призраки задержались, некоторые из них.
Рик приблизился к ним, приблизился медленно, осторожно, все время остро ощущая их мерцающую огромность. Если кто-либо из них дотронется до него, он мгаовенно вспыхнет, превратится в кучку серого пепла. Не доходя нескольких футов, он остановился.
— Вы знаете, что мне нужно, — сказал он. — Я хочу вернуть ее. Вы не должны были ее забирать — пока.
Молчание.
— Вы были слишком жадны, — сказал он. — Вы сделали то, чего не надо было делать. Она и так пришла бы к вам в конце концов. Она все уже продумала Толпа зашелестела. Огромные мерцающие формы качались и пульсировали, чуткие к словам. «Правда», — прозвучал бесстрастный отклик. Звук рассеивался от дерева к дереву, лишенный места и направления, а затем превратился в еле слышные отголоски, замер, унесенный ночным ветром.
Огромное облегчение охватило Рика. Они задержались — они его заметили — они его слушают.
— Вы что, думаете, это правильно? — спросил он уже с вызовом. — Ей предстояла долгая жизнь здесь. Мы бы поженились, у нас были бы дети.
Ответа не было, но напряжение росло, Рик чувствовал это всем телом. Он вслушивался изо всех сил, но ничего не слышал. Наконец он понял, что между ними идет спор, борьба. Напряжение становилось невыносимым, смутных мерцающих теней становилось все больше; облака, льдистые звезды скрывались из глаз, заслоненные тем необозримо огромным, которое толпилось вокруг.
— Рик!
Голос звучал совсем рядом — слабый, дрожащий, уносящийся куда-то вдаль, к деревьям и сочащимся влагой кустам. Рик едва разбирал слова; прозвучав, они пропадали почти сразу.
— Рик, помоги мне вернуться.
— Ты где? — Он не мог понять, откуда идет этот голос. — Что я должен сделать?
— Не знаю. — Еле слышные звуки были полны боли и недоумения. — Я ничего не понимаю. Что-то вышло не так. Наверное, они подумали, что я… что я хочу перейти сейчас же. А я не хотела. Я знаю, — ответил Рик. — Это был несчастный случай.
— Они ждали. Кокон, лоток… но все случилось слишком быстро.
И словно волна, примчавшаяся из безмерных далей другой вселенной, на Рика накатился ее ужас.
— Я передумала, Рик. Я хочу назад.
— Это не так просто.
— Я знаю. Здесь совсем другое время, Рик. Я здесь уже так долго — ваш мир, он еле движется. Ведь прошли годы, верно?
— Одна неделя, — сказал Рик.
— Во всем виноваты они. Ведь ты не винишь меня, правда? Они понимают, что сделали плохо. Сделавшие наказаны, но мне это не поможет. — Ужас и боль так искажали ее голос, что Рик едва разбирал слова. — Как мне вернуться?
— А они не знают?
— Они говорят, этого сделать нельзя. — Голос задрожал еще сильнее. — Они говорят, что уничтожили глиняную оболочку, испепелили ее. Что мне некуда возвращаться.
Рик глубоко вздохнул.
— Пусть они что-нибудь придумают. Это уже их дело. Ведь у них есть всякие там силы. Они унесли тебя слишком рано — вот пусть и присылают назад. Это на их ответственности.
Белые тени заколыхались. Неожиданно спор обострился, они не могли договориться. Рик осторожно отодвинулся на несколько шагов.
— Они говорят, это опасно, — донесся ниоткуда голос Сильвии. — Они говорят, один раз была такая попытка. — Она старалась говорить спокойно. — Переходная область между этим миром и вашим неустойчива. Там огромные количества свободной энергии. Мощь, которой мы — на этой стороне — обладаем, это не наша мощь. Это универсальная энергия, которую мы берем и направляем.
— А почему они не могут…
— Здесь континуум высшего уровня. Естественный переход энергии идет от низших областей к высшим. Обратный путь рискован. Кровь — это вроде путевого указателя, яркого знака.
— Как мошки на свечу, — с горечью произнес Рик.
— Если они пошлют меня назад и что-нибудь выйдет не так… — На мгновение она смолкла, а затем продолжила: — Если они ошибутся, я могу затеряться между двух миров. Меня может поглотить свободная энергия. Возможно, она тоже живая — какой-то своей жизнью. Этого никто не понимает. Помнишь, Прометей и огонь…
— Понятно, — сказал Рик, с огромным трудом сохраняя спокойствие в голосе.
— Милый, если меня попробуют отослать назад, мне нужно будет подыскать какую-нибудь форму и войти в нее. Понимаешь, у меня теперь нет больше формы. На этой стороне нет настоящей материи; то, что ты видишь — крылья, белизна — всего этого в действительности нет. Если я сумею вернуться к тебе…
— Тебе придется что-то сформировать, — сказал Рик.
— Мне придется что-то занять, что-то ваше, от праха. Занять и преобразовать — как это сделал Он, давным-давно, когда в ваш мир была привнесена первоформ а.
— Если они сделали это однажды, могут сделать и еще раз.
— Не так все просто; Он, сделавший это, ушел. Преставился вверх. — В ее голосе мелькнула печальная ирония. — За этим миром есть и другие, лестница здесь не кончается. Никто не знает, где она кончается, она идет все выше и выше, мир за миром.
— А кто решает про тебя? — спросил Рик.
— Все в моих руках, — еле слышно ответила Сильвия. — Они говорят, если я хочу рискнуть — они попробуют.
— Ну и что ты решила?
— Я боюсь. А если что-нибудь пойдет не так? Ты его не видел — этот промежуток между мирами. Там могут происходить невероятные вещи. Только Он имел достаточно смелости, все остальные боялись.
— Это их вина. Они должны взять ответственность на себя.
— Они это знают.
Сильвия смолкла, а когда она заговорила снова, еле слышный голос звучал совсем несчастно.
— Рик, милый, скажи мне, что же мне делать?
— Возвращайся!
Снова молчание, а затем ее голос, тихий и жалкий:
— Хорошо, Рик. Если ты думаешь, что так нужно.
— Нужно, — сказал он твердо. Он заставлял себя не думать, не рисовать себе никаких картин, никаких образов. Нужно ее вернуть. — Скажи им, чтобы начинали прямо сейчас. Скажи им… Оглушительный треск и страшный, непереносимый жар. Его подняло и швырнуло в огненное море чистой энергии. Они уходили, обдав Рика ревом и громом, всесжигающим пламенем своей невыразимой мощи. На какую-то долю секунды он подумал, что видит Сильвию, неуверенно, с мольбой тянущую к нему руки.
А затем пламя исчезло, оставив Рика во тьме насквозь пропитанной влагой ночи. Одного, в полном безмолвии.
Уолтер Эверетт помог ему подняться на ноги.
— Ты идиот, — повторял он раз за разом. — Ты полный идиот. Зачем ты привел их сюда? Они и так причинили нам все горе, какое могли.
Затем он оказался в просторной, уютной гостиной, и перед ним стояла миссис Эверетт, стояла молча, с закоченевшим в безразличную маску лицом. Две ее дочери взбудораженно крутились рядом, дрожащие от любопытства, с глазами, в которых горело болезненное возбуждение.
— Все будет в порядке, — пробормотал Рик.
Его одежда обуглилась и почернела. Проведя рукой по лицу, он увидел на своей ладони пепел. В волосах застряли сухие травинки — улетая, они опалили все вокруг него. Рик прилег на диван и закрыл глаза. Когда он открыл их, Бетти Лу Эверетт совала ему в руку стакан с водой.
— Спасибо, — пробормотал он.
— Тебе ни в коем случае не надо было ходить туда, — повторил Уолтер Эверетт. — Зачем? Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что случилось с ней. Ты что, хочешь, чтобы то же самое было и с тобой? Я хочу ее вернуть, — тихо сказал Рик.
— Ты что, спятил? Ее нельзя вернуть. Ее больше нет. — Губы Уолтера судорожно передернулись. — Ты же ее видел.
— А что там было? — спросила Бетти Лу. Она напряженно смотрела на Рика. — Ведь они пришли еще раз, правда?
Тяжело поднявшись, Рик вышел из гостиной. На кухне он вылил воду в раковину и наполнил стакан из стоявшей на полке бутылки. Появившаяся в дверях Бетти Лу так и застала его рядом с раковиной; он стоял, устало прислонившись к стене.
— Чего тебе? — спросил Рик.
Лицо девочки болезненно раскраснелось.
— Я знаю, там что-то случилось. Ты ведь кормил их, правда? — Она сделала шаг вперед. — Ты пытаешься вернуть ее?
— Да, — сказал Рик.
— Но ведь ничего не получится, — нервно хихикнула Бетти Лу. — Она умерла, ее тело сгорело — я сама это видела. — На лице девочки светилось возбуждение. — Папа всегда говорил, что не доведет это ее до добра, так и вышло. — Бетти Лу приблизилась к Рику. — Она была ведьма! Она получила все, что ей и полагалось.
— Она возвращается, — сказал Рик.
— Нет! — Серенькое, невзрачное лицо исказилось ужасом. — Она не может вернуться. Она умерла — червяк превратился в бабочку, она всегда так говорила, — она теперь бабочка!
— Иди в гостиную, — сказал Рик. — Ты не имеешь права мной командовать! — истерически выкрикнула Бетти Лу. — Это мой дом. Мы больше не хотим тебя здесь. Папа тебе еще скажет. Он не хочет тебя, и я не хочу тебя, и мама, и сестра тоже…
Изменение произошло неожиданно, без всякого предупреждения. Словно в проекторе остановилась кинопленка. Бетти Лу застыла с полуоткрытым ртом и поднятой рукой, слова ее замерли на языке. Она повисла в воздухе, безжизненный предмет, приподнятый над полом, словно зажатый между двумя кусками стекла. Оболочка насекомого, лишенная дара речи, пустая и косная. Не мертвая, но мгновенно возвращенная к предвечной безжизненности.
И на эту захваченную скорлупу опускалась новая сила, новое бытие. Оно проникало в нее, многоцветие жизни властно вливалось в пустоту, заполняло — словно кипящая, обжигающая жидкость — каждый ее уголок. Девочка покачнулась и застонала, ее тело судорожно дернулось, ударилось о стену и сползло на пол. Фарфоровая чашка упала с полки и тысячью осколков разлетелась по полу. Оцепенело, неуверенно девочка отодвинулась назад и сунула палец в рот, ее глаза расширились от боли и ужаса.
— Ой! — Она встряхнула головой и с мольбой посмотрела на Рика. — Я поцарапалась о гвоздь или еще обо что.
— Сильвия!
Схватив девочку за запястье, Рик поднял ее на ноги, оттащил от стены. Теплая рука, которую он сжимал, была полной, зрелой. Ошеломленные серые глаза, каштановые волосы, груди, вздрагивающие под платьем, — сейчас она была такой же, как и тогда, в последние моменты, в подвале.
— Дай посмотрю. — Оторвав ее руку ото рта, он со страхом осмотрел поврежденный палец. Царапины не было, только тонкая белая полоска, быстро истончавшаяся, исчезавшая. — Все в порядке, лапа. Ты в полном порядке, ничего с тобой не случилось.
— Я ведь была там, Рик. — Голос звучал слабо, сипло. — Они пришли и утащили меня с собой. — Она в ужасе содрогнулась. — Я совсем вернулась, Рик?
— Совсем. — Он крепко прижал ее к себе.
— Это так долго. Я была там целое столетие. Бессчетные века. Я думала… — Она резко отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Рик…
— В чем дело?
— Тут что-то неправильно; — Лицо Сильвии исказилось страхом.
— Ничего тут нет неправильного. Ты вернулась, это самое главное.
— Но ведь они взяли живую форму, верно? — Сильвия попятилась. — Живую, а не отброшенный прах. У них нет власти, Рик. Они не умеют сами — и вместо этого изменили Его творение. — Она почти кричала, голос ее звенел ужасом. — Ошибка, страшная ошибка, они не должны были изменять равновесие. Оно неустойчиво, а никто из них не умеет управлять…
Рик заслонил собой дверь в гостиную.
— Прекрати, — резко сказал он. — Перестань так говорить! Ты вернулась, для этого мне ничего не жалко. Если они что-то там вывели из равновесия — их ошибка, сами пусть и разбираются.
— Но мы не можем его восстановить! — Ее голос взвился, он звучал тонко, визгливо, жестко, как туго натянутая струна.
— Мы сдвинули его, раскачали волны, которые начнут теперь выплескиваться из берегов. Установленное Им равновесие изменилось.
— Успокойся, милая, — сказал Рик. — Пойдем в гостиную, посидим с твоей семьей. Тебе станет легче. Тебе надо оправиться от всего этого.
Семья. Три сидящие фигуры, две на диване, одна в кресле рядом с камином. Недвижные фигуры с пустыми бессмысленными лицами. Безвольно расслабленные, словно ватные, тела. И — никакой реакции на появившуюся в двери пару.
Ничего не понимая, Рик остановился. Тело Уолтера Эверетта вдруг как-то обмякло: газета в руке, шлепанцы на ногах, на подлокотнике кресла — большая пепельница, в ней лежит трубка, из трубки тянется струйка дыма… На коленях миссис Эверетт шитье, лицо хмурое, строгое, но — какое-то странное, смутное. Неопределенное, несформировавшееся лицо — можно было подумать, что оно плавится, тает. Джин сидела, сжавшись в комок. Смятый, как глина, все более бесформенный с каждой секундой.
Неожиданно из Джин словно что-то ушло, ее руки обвисли, голова упала на грудь. А затем черты бесцветного лица начали, быстро изменяться. Волосы, глаза, кожа — все возвращалось к жизни, наполнялось цветом. От восковой бледности не осталось и следа. Не изменялась только ее одежда. Прижав пальцы к губам, девочка подняла на Рика широко раскрытые, непонимающие глаза, несколько раз моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Ой! — прозвучал негромкий возглас. Ставшие красными губы двигались странно, словно неумело, голос звучал, как скверная звукозапись, — слабо и неровно. Она начала вставать, подергивающимися, угловатыми движениями, плохо справляясь со своим телом. Поднявшись на ноги, она двинулась к Рику — скованно, неловко, словно марионетка на ниточках.
— Рик, — сказала она. — Я поцарапалась о гвоздь или еще обо что.
То, что было миссис Эверетт, зашевелилось. Бесформенное и неопределенное, оно издавало приглушенные звуки и колыхалось, словно студень. Малопомалу оно обрело упругость и форму.
— Мой палец, — негромко вскрикнул ее голос.
— Мой палец, — эхом откликнулась третья фигура, сидевшая в кресле. Через мгновение все они повторяли эти слова — четыре пальца, засунутые в рот, синхронно двигающиеся губы, голоса, звучащие в унисон.
— Мой палец… Рик, я поцарапалась.
Отражения, отражения отражений, как в поставленных рядом зеркалах, бесконечной чередой уходящие во тьму подобия, подобия слов и движений. И эти подобия — знакомы, верны до мельчайшей детали. Повторенные вокруг него вновь и вновь — в кресле, дважды на диване, рядом — настолько рядом, что он слышал ее дыхание, видел, как дрожат ее губы. — Что это? — спросила Сильвия. Та, которая рядом.
Одна из сидевших на диване Сильвий снова начала шить — она шила аккуратно, методично, не замечая ничего вокруг. Сидящая в кресле Сильвия подняла с пола газету, взяла свою трубку и углубилась в чтение. Еще одна сжалась в комок, взволнованная и напуганная. Когда Рик направился к двери, за ним последовала только одна — та, которая была рядом. Она задыхалась от неуверенности, серые глаза расширились, ноздри нервно подергивались.
— Рик…
Распахнув дверь, Рик вышел на крыльцо, в ночь. На ощупь, механически он спустился по ступенькам и сквозь озера темноты пошел прочь, к дороге. Позади, в желтом прямоугольном свете, остался силуэт Сильвии, молча, обреченно глядящей ему в спину. А за ней, в глубине гостиной, еще три фигуры, абсолютно идентичные, точные подобия друг друга, занимались каждая своим делом.
Найдя машину, он вывел ее на шоссе.
Мимо окон мелькали темные, мрачные дома и деревья. Как далеко это зайдет? Выплескивающиеся волны, убегающие все дальше и дальше, расширяющийся круг нарушенного равновесия.
Рик свернул на главное шоссе, теперь стали попадаться встречные машины. Он пытался заглянуть в них, но машины мелькали слишком быстро. Впереди ехал красный плимут. Плотный мужчина в синем деловом костюме разговаривал с сидящей рядом пассажиркой. Говорили они о чем-то веселом — время от времени из их машины доносились взрывы хохота. Рик догнал плимут и поехал следом за ним, совсем близко. Мужчина сверкал золотыми зубами, улыбался, размахивал пухлыми руками. Девушка — темноволосая и очень хорошенькая. Она улыбнулась мужчине, поправила белые перчатки, пригладила волосы и закрыла окно со своей стороны.
Рик потерял плимут из виду, между ними влез тяжелый дизельный грузовик. Отчаянно крутанув руль, он обогнал грузовик и по другой полосе понесся следом за быстро удалявшейся красной машиной. В конце концов он догнал ее и на мгновение ясно разглядел мужчину и девушку. Девушка напоминала Сильвию. Та же изящная линия миниатюрного подбородка, те же пухлые темные губы, чуть раздвигающиеся, когда она улыбается, те же изящные руки и плечи. Это была Сильвия. Затем плимут свернул с шоссе, и больше машин впереди не было.
Он ехал и ехал сквозь густой ночной мрак. Стрелка индикатора горючего опускалась все ниже и ниже. По бокам шоссе расстилалась мрачная, унылая местность — какие-то поселки, между ними голые, пустынные поля, в тусклом небе висят пристальные неприветливые звезды. Засверкало скопление красных и желтых огней. Перекресток, а на нем автозаправка с яркой неоновой вывеской. Рик промчался мимо.
Около маленькой, об одном насосе, заправочной станции он свернул с бетона шоссе на пропитанную тавотом обочину. Выйдя из машины, он отвинтил крышку бензобака и взялся за шланг. Скрип щебенки под его ногами громко разносился в тишине. Бак был полон уже почти доверху, когда открылась дверь облезлой будки и наружу вышла стройная девушка в белом комбинезоне, синей рубашке и маленькой шапочке, едва заметной в ее каштановых кудрях.
— Добрый вечер, Рик, — сказала она спокойно. Рик вытащил шланг из бака. Через мгновение он уже мчался по шоссе. Закрыт бак или нет? Он не помнил, он гнал машину все быстрее и быстрее. Рик проехал больше сотни миль и уже приближался к границе штата. Теплый, желтый огонек маленького придорожного кафе приветливо светился в промозглом сумраке еле занимающегося утра. Рик сбросил скорость, свернул на обочину, на пустынную стоянку для машин. Густые горячие запахи черного кофе и поджариваемой ветчины, уютная, вселяющая спокойствие картина завтракающих людей. В углу орет музыкальный автомат. Рик тяжело опустился на табуретку и бессмысленно уронил голову в ладони. Костлявый фермер, сидевший рядом, с интересом посмотрел на него и снова уткнулся в газету. В другом углу комнаты — две женщины с хмурыми, жесткими лицами; на мгновение вскинув глаза, они вернулись к своему разговору. Симпатичный парень в джинсах и джинсовой куртке, перед ним фасоль с рисом и большая, тяжелая кружка дымящегося черного кофе.
— Что будем брать? — спросила официантка, бойкая девица с увязанными в тугой узел соломенными волосами и карандашиком, заткнутым за ухо. — Малость перебрали вчера?
Рик заказал овощной суп и кофе. Ел он автоматически, почти не замечая, что делает. Потом вдруг оказалось, что он ест бутерброд с ветчиной и сыром. Разве он заказывал? Музыкальный автомат играл и играл, люди приходили и уходили. Рядом с шоссе, на невысоких пологих холмах раскинулся городок. А вот и утро — в окна кафе сочился солнечный свет, серый, холодный и безжизненный. Рик доел горячий, только что из духовки, яблочный пирог и теперь тупо, отсутствующе вытирал рот бумажной салфеткой.
В кафе царила тишина. За окнами тоже ни звука, везде было какое-то нелегкое спокойствие. Музыкальный автомат смолк, люди, сидящие за стойкой, молчали и не шевелились. Иногда мимо проносился грузовик, мокрый от утренней росы, с плотно закрытыми окнами.
Когда Рик поднял глаза, перед ним стояла Сильвия. Сложив руки на груди, она невидящими глазами смотрела куда-то поверх его плеча. Ярко-желтый карандаш за ухом, каштановые волосы увязаны в тугой узел. За стойкой сидят другие Сильвии, перед ними — тарелки. Одни едят, другие читают газеты. И все — абсолютно одинаковые, если не считать одежды.
Рик не помнил, как добрался до своей машины; через полчаса он пересек границу штата. На покрытых росой крышах и тротуарах проносящихся мимо крохотных незнакомых городков яркими холодными искрами рассыпалось солнце.
И по этим сверкающим утренним улицам двигались они — те из них, которые встали пораньше, чтобы пораньше взяться за работу. По двое, по трое, в напряженной тишине четкий перестук каблуков. Автобусные остановки, здесь они собирались группами побольше. А в домах — сотнями, бессчетными легионами они встают с постели, завтракают, умываются, одеваются… Целый город их готовился к наступающему дню, готовился уйти в обычные свои дела и заботы. Круг расширялся.
Городок остался позади — и тут Рик непроизвольно сбросил скорость, его нога сама ушла с педали. Две знакомые фигуры пересекают поле. С учебниками в руках. Дети спешат в школу. Повторения, отражения, подобия, точные и неизменные копии образца. Вокруг них весело носится собака, не замечая ничего странного, ничем не омрачая своей радости.
Он поехал дальше. Впереди показался город, на фоне неба четко вырисовывались строгие прямоугольники высоких зданий. Улицы делового района кипели шумом и суетой; примерно в центре города он догнал, а затем и пересек границу все расширяющегося круга. Бесчисленные фигуры Сильвии сменились разнообразием. Теперь за окнами машины место серых глаз и каштановых волос заняли непохожие друг на друга мужчины и женщины, взрослые и дети — люди различной внешности, различного возраста. Рик увеличил скорость и помчался к выезду из города, где начинался широкий четырехрядный хайвей.
В конце концов ему пришлось сбавить скорость. Он чувствовал себя совершенно выжатым. После многих часов сидения за рулем все тело дрожало от навалившейся усталости.
На обочине морковно-рыжий парень призывно тычет в небо большим пальцем. [6] Тощая, как жердь, фигура в коричневых брюках и тонком верблюжьем свитере. Рик затормозил и открыл дверцу.
— Прыгай сюда.
— Спасибо, друг. — Парень подбежал, вскочил в уже тронувшуюся с места машину, захлопнул дверцу и блаженно откинулся на спинку сиденья. — А то уже жарковато становилось.
— Далеко едешь? — спросил Рик.
— До самого Чикаго. Конечно же, — смущенно улыбнулся парень, — я совсем не ожидаю, что вы подвезете меня так далеко. Сколько ни провезете — за все спасибо. А куда вы сами едете? — вопросительно посмотрел он на Рика.
— Куда угодно, — ответил Рик. — Если хочешь — поедем в Чикаго.
— Это же двести миль!
— Вот и чудесно, — сказал Рик. Он вывел машину на крайнюю левую полосу и прибавил скорость. — Если хочешь в Нью-Йорк — отвезу в Нью-Йорк.
— Вы не против? — Парень неловко заерзал на сиденье. — Я, конечно, очень благодарен, что вы меня взяли… — Он замялся. — Я хотел сказать, не надо вам из-за меня ехать куда-то в сторону.
Рик сосредоточенно глядел на дорогу, его руки крепко сжимали баранку.
— Только я еду быстро. Я не буду ни тормозить, ни останавливаться.
— Вы поаккуратнее, — нервно предостерег парень. — Не хотелось бы попасть в аварию.
— Беспокоиться буду я.
— Но ведь это опасно. А вдруг что-нибудь случится? Чересчур рискованно.
— Вот тут-то ты и ошибаешься, — мрачно пробормотал Рик, не отрывая глаз от дороги. — Это стоит риска.
— Но если что-нибудь выйдет не так… — Голос неуверенно смолк, а затем продолжил: — Там же можно затеряться. Это так просто. Все так неустойчиво… — Голос дрожал от страха и беспокойства. — Прошу тебя, Рик…
— Откуда ты знаешь мое имя? — рывком повернулся Рик.
Словно лишившись всех костей, тело парня бесформенной грудой навалилось на дверцу машины. Лицо его таяло, плавилось, казалось еще немного — и оно сольется в ровную однородную массу.
— Я хочу вернуться, — говорил он откуда-то изнутри себя, — только я боюсь. Ты его не видел — этот промежуток между мирами. Там нет ничего, кроме энергии, Рик. Давным-давно Он научился ею пользоваться, но теперь никто не знает как.
Голос изменился, теперь он звучал ясно, звонко. Ярко-рыжие волосы стали каштановыми. На Рика испуганно глядели большие серые глаза. Судорожно вцепившись в баранку, он пригнулся вперед, в мозгу осталась одна мысль — только не шевелиться, только не сделать неверного движения. Постепенно напряжение спало, Рик уменьшил скорость и перевел машину в крайний правый ряд.
— Мы останавливаемся? — спросила сидящая рядом с ним фигура; теперь это был голос Сильвии. Подобно новорожденному насекомому, только что появившемуся из личинки и подсыхающему на солнце, фигура твердела, начинала обживать действительность. Сильвия выпрямилась, поглядела в окно. — Где мы? Мы между какими-то городами.
Резко затормозив, Рик перегнулся через нее и рывком распахнул дверь.
— Выходи!
— Как это? — непонимающе посмотрела Сильвия. — В чем дело, Рик? Что-нибудь случилось?
— Выходи!
— Я не понимаю, Рик. — Сильвия развернулась к двери, ее ноги коснулись бетона шоссе. — Что-нибудь с машиной? Я думала, теперь все хорошо.
Осторожно подтолкнув ее, Рик захлопнул дверцу, резко рванул с места в густой — как и всегда по утрам — поток машин. Позади осталась маленькая фигурка, неуверенно поднимавшаяся на ноги, обиженная и потрясенная. Усилием воли он заставил себя отвести взгляд от зеркала заднего обзора и до упора вдавил педаль газа.
Рик включил приемник, но услышал только треск и вой помех. Немного покрутив ручку, он поймал какую-то сильную станцию. Тихий, удивленный голос. Женский голос. Сперва слова были непонятны, но затем, разобрав их и узнав, он в ужасе щелкнул выключателем. Ее голос. Бормочущий просьбы и извинения. Где эта станция? Чикаго. Значит, круг добрался и туда.
Рик поехал медленнее. Спешить нет смысла. Граница обогнала его и движется дальше. Канзасские фермы — покосившиеся магазинчики маленьких городков на берегу Миссисипи — унылые, блеклые улицы промышленных городов Новой Англии — и везде кишат сероглазые женщины с каштановыми волосами.
А потом круг пересечет океан. Вскоре он охватит весь мир. Странно будет выглядеть Африка. Туземные поселки, а в них — белокожие женщины, абсолютно одинаковые, и все они заняты первобытными работами — охотятся, собирают фрукты, растирают в ступках зерно, свежуют дичь. Разжигают костры, плетут грубые ткани, трудолюбиво мастерят острые как бритва ножи.
А Китай… против воли он улыбнулся. Там она будет выглядеть весьма пикантно. В строгом костюме со стоячим воротничком, почти монашеском одеянии молодых коммунистов. Парад, шествующий по центральным улицам Пекина. Шеренга за шеренгой длинноногих, полногрудых девушек с тяжелыми русскими автоматами. А также с лопатами, заступами, кирками. Солдаты в матерчатых ботинках, колонна за колонной. Рабочие, движущиеся почти бегом, с инструментами в руках. А над всеми ними, на высокой разукрашенной трибуне — еще одна неотличимая от остальных фигура, рука, такая знакомая, изящная, поднята в приветствии, нежное, прекрасное лицо застыло тупой деревянной маской. Он свернул на боковую дорогу и уже через пару минут ехал по тому же шоссе назад, ехал медленно, безразлично.
Перекресток. Дорожный полицейский, пробирающийся к нему, петляя среди остановившихся машин. Рик сидел, вцепившись руками в баранку, сидел прямо, как истукан, и тупо ждал.
— Рик, — моляще прошептала она в открытое окно машины. — Ведь теперь все хорошо, правда?
— Конечно, — безразлично ответил он.
Она просунула руку в окно и осторожно потрогала его локоть. Такая знакомая ладонь — тонкие пальцы, красный лак ногтей.
— Я очень хочу быть с тобой. Ведь мы снова вместе? Ведь я вернулась?
— Конечно.
Она грустно покачала головой.
— Я ничего не понимаю. Я думала, теперь опять все в порядке.
Он рванул с места. Перекресток остался позади. Время шло уже к вечеру. Рик совершенно выдохся, его качало от усталости. Механически, не очень понимая, что делает, он ехал в свой город. Она толпилась на улицах, она была вездесуща. Рик подъехал к своему дому и вышел из машины.
В вестибюле стоял дворник; Рик узнал его по грязной тряпке в руке, большой швабре и ведру опилок.
— Рик, — сказала она, — скажи мне, в чем дело? Пожалуйста, скажи. Не глядя, Рик прошел мимо, но она его догнала.
— Я вернулась, Рик. — В голосе ее звучало отчаяние. — Разве ты не понимаешь? Они взяли меня слишком рано, а потом отправили назад. Это была ошибка. И я никогда не буду больше их звать, это все в прошлом. — Она шла за ним по вестибюлю к лестнице. — Я никогда их больше не позову.
Рик начал подниматься по лестнице. Секунду Сильвия стояла в нерешительности, а потом села на нижнюю ступеньку и вся сжалась — крохотная фигурка в грубой рабочей одежде и огромных подкованных ботинках.
Он вошел в свою квартиру. За окном густо-синее небо, крыши соседних домов ослепительно сверкают, словно расплавленные вечерним солнцем.
Его тело нестерпимо ныло. Спотыкаясь, он пробрался в ванную — найти ее было крайне трудно, все вокруг казалось чужим и незнакомым. Он наполнил раковину горячей водой, закатал рукава, вымыл руки и лицо. От воды шел пар. Затем Рик поднял глаза.
И увидел в зеркале заплаканное лицо. Рассмотреть отражение было трудно — оно словно текло, переливалось. Серые глаза блестят ужасом. Мелко дрожащие яркие губы, жилка, отчаянно пульсирующая на горле, мягкие каштановые волосы. Какоето время это лицо обескураженно глядело на себя, а затем стоящая у раковины девушка начала вытираться.
Она повернулась, вышла из ванной и направилась в гостиную, еле передвигая ноги. Постояв некоторое время в недоумении, она упала в кресло и закрыла глаза, чуть живая от усталости и тоски.
— Рик, — прерывающийся голос был полон мольбы и отчаяния. — Помоги мне, пожалуйста. Постарайся. Я ведь вернулась, правда?
В полном замешательстве она несколько раз встряхнула головой.
— Ну, пожалуйста, Рик, я ведь думала, что теперь все в порядке.
